Алексей Федорчук
Итак, преамбула закончилась на том, что мы мирно отошли ко сну. А наутро я, по своему полевому обыкновению, проснулся часиков в пять. «Рассвет, на красивости падкий» вставать ещё и не думал. Тем более, что дня трудового впереди не предвиделось. А было в планах — продолжение праздника, которого душа просила.
Праздник же требовал должной организации, ибо иначе получилась бы та самая неграмотная опохмелка, которая известно к чему ведёт. И главное в этом деле — закусь подходящая. А что может быть подходящей закусью для утреннего принятия? Правильно, обжигающе горячий хаш из оленьих ног — лучше него может быть только хаш из лап медвежьих, но медмедя мы к тому времени уже скушали, нового не подвернулось, так что занялся я ими — оленя наша, невинно убиенная, оказалась что конь Слейпнир известного скандинавского бога, и ног у него было почему-то восемь. Впрочем, о хаше по корякски я уже рассказывал немного в другом контексте.
И первые лучи восходящего солнца осветили картину: палатку, производственную шестиместку, в которой
Друзья мои, в полном порядке
Храпят по лежанкам своим.
Вашего покорного слугу у костерка, где в котле хаш варится, чай попивающего, цыгарку болгарскую, имени Родопских гор, покуривающего, да на карту глядящего, благо не о маршруте грядущем надо думать, а в кои веки — можно о вечном поразмышлять, о теоретически геологическом. Хотя тогда я и не подозревал, что сижу на границе между корякскими и камчатскими структурами, эти мысли впервые пришли только в следующем сезоне. А оформились окончательно вообще потом, уже в компьютерные времена, при работе с картографической цифирью DEM-формата… но это меня опять в сторону занесло.
Да, а посреди этого великолепия стоял самогонный аппарат, к работе готовый. И вовсе не потому, что разбирать его было лень, или по пьяни не смогли это сделать, как потом говорили всякие клеветники и очернители Советской геологии. А потому что он тоже ждал продолжения праздника. А его не случилось.
Ибо, когда солнце заиграло своими лучиками, да хаш доварился, да собрался начальник дать свою обычную утреннюю команду «Мужики, подъём, жрать», командирским своим голосом (одна девушка, которая у нас некогда работала, называла это криком марала в осенней тайге), на которую мужики, ввиду расслабухи, среагировали бы медленно и печально, минут за пять, как…
… раздалось тарахтенье вертикального, сам он из-за сопки появился, да не просто так, а с явными намерениями захода на нашу площадку. Как говорится в известной фильме, «я поначалу и сам не поверил», но тут вертолёт и мёртвых с косами поднял бы. Соответственно было не до обычных утренних ритуалов, расталкиваю спящих со словами: «Погрузка, ребята».
В этой ситуации, многократно отработанной, ни о каких пяти минутах разговоров нет — готовность плюс шесть секунд. Дальше каждый знает, что делать, слова не нужны, достаточно переглянуться: кто палатку снимает, кто вьючники с фигнёй всякой секретной тягает, кто баулы с камнями волочёт, утренняя нужда малая между делом справляется…
В общем, погрузились. Поверх кучи барахла водрузили самогонный аппарат неразобранный, ибо собирались его в дело пустить при первой возможности. Котёл с хашем Игорь Извеков в объятьях сжимает, чтобы не расплескать. Трёхлитровую банку, в которой готовый продукт плещется, Серёга Толстой к сердцу прижимает. Ну а мы с Лёхой, как самые старые и измученные, дух переводим.
Дух чуток перевели — и за дело пора, потому как лететь до Оссоры считанные минуты, надо успеть принять. Обнаруживаем, что кружки все сгоряча вместе с остальной посудой куда-то заховали. Но разве такая мелочь остановит советских геологов? Банка идёт по кругу, вслед за ней — котёл с хашем: он, конечно, уже не такой обжигающий, каким быть должен, но вполне ещё даже горячий.
Выпили, запили… Тут-то и настало время призадуматься. А мысли у меня были такие: вот летим мы в Оссору. А нафига? Надо бы в Корф, оттуда до Хаилино добираться проще. А в Хаилино ГТТ’уй стоит, под честное слово оставленный, без всяких сохранных расписок и прочих договоров с большевиками. И не просто стоит, а ремонта ждёт, причём преизрядного, без которого его только пионерам с Чебурашкой и Крокодилом Геной на металлолом сдавать.
И, как уже говорилось в преамбуле, денег у нас было немерянно, и все безналичные, ни на что, кроме оплаты авиации, не пригодные. А истратить их было нужно. Во-первых, отзывать неистраченные деньги из Стройбанка — операция, которая могла растянуться на месяцы, и наша бухгалтерия меня крыла бы всеми добрыми и ласковыми словами, какие в русском языке имеются (хотя, в скобках замечу, сама это и учудила — обычной практикой был перевод денег на Госбанк, из которого их можно было получить в любом виде в районной сберкассе). Ну и во-вторых — на меня показывали бы пальцем, как на альтернативно чудаковатого, который не придумал, как ему истратить подотчётные суммы.
Тем более, что как их истратить — я придумал легко. И потому, приняв ещё для принятия решения, отправился к пилотам, и говорю: так и так, ребята, а давайте-как в Корф махнём сразу, полётное задание я тут же и перепишу. Они мне: да мы всей душой, нам всё равно завтра на форму возвращаться. Да вот только на сегодня ещё несколько заявок по табунам, в тутошних местах. Так что давай не прям сразу, а как их отлетаем, ближе к вечеру, то есть. А до вечера в Оссоре отдохните, расслабьтесь.
На том и порешили. Прилетели в Оссору, машину разгрузили, барахло прямо на ВПП бросили, ибо воров, которые на него позарились бы, по тем северным да восточным аэродромам было тогда меньше, чем шпиёнов, что на секретные материалы бы покусились, а шиёнов там не было от слова «вообще».
И мы пошли на бережок моря Берингова, отдыхать-расслабляться. Взяв с собой всё потребное для активного отдыха: мяса там, минимум необходимый посуды, флягу молочную, что с бражкой, перегонки просящей. Ну и агрегат самогонный, разумеется.
Так что оснований скучать у нас не было. Запален был костерок из плавника, сварена оленина по корякски (как говорилось в одной из заметок кулинарного цикла, процедура эта занимает считанные минуты). Настало время произнесения традиционных тостов, случаю подходящих:
- за тех, кто ещё в поле;
- за лучших людей (то есть за нас);
- за отсутствующих, а потому тем более милых дам.
Разумеется, не забыли выпить и за то, чтобы видели мы наших врагов хромыми, а они нас — одним глазом. Благо, все эти годы перестройка поставляла Советской геологии врагов вдоволь — скучно не было. Ибо, как пели некогда Ада Якушева и Визбор Иосич,
Слава богу, мой дружище,
Есть у нас враги —
Значит, есть, конечно, и друзья.
Ближе к вечеру стало ясно, что никуда мы сегодня не полетим — не управились пилоты со своими заявками за световой день. Который был уже достаточно короток — напоминаю, что были последние числа сентября. Но и это не стало для нас поводом грустить — затащили барахло в здание аэропорта, извлекли из него палатку и спальники, разбили на косе лагерь — и продолжили веселие, которое на Руси, как известно, есть питие. То есть занялись тем самым, чем и собирались, не прилети вертолёт вовремя.
Конечно, на поселковой косе, среди всяческого техногена, обстановка для веселия была не столь умиротворяющая, как на последнем участке, который лежал аккурат в зоне перехода от суровых корякских пейзажей к живописным срединно-камчатским — ранее уже отмечалось, что переход этот волшебным образом совпал и с границей корякских и камчатских геологических структур. Однако главный веселие-образующий фактор — дрова в виде плавника — имелся в количестве, достаточном для претворения полуфабриката в продукт для конечного пользователя.
Поначалу казалось, что не улетим мы и на следующий день — борт угнали по санзаданию куда-то далеко, в район аж Паланы, и был шанс, что он опять до темна не управится. Ибо, как всем на северах и востоках известно, санзадние — дело святое. Святее даже, чем слуг народа, делегатов и депутатов, возить на встречи с избирателями, что ныне электоратом зовутся.
Появилась надежда, что запланированный несколькодневный отдых таки реализуется естественным образом. Чем и народ был доволен, а я так просто откровенно рад. Потому что с тоской думал об этапе ремонта ГТТ’уя, что лично для меня означало: хождение по совхозному, советскому и, возможно, партийному начальству, всяческие разговоры, уговоры, договоры и согласования. То есть дела, которыми я за 10 к тому времени лет своей средненачальственной карьеры был сыт до самых кончиков ушных хрящей.
Впрочем, типовые действия обычного начальника геологического отряда заслуживают отдельной… не заметки даже, а поэмы, сопоставимой с бессмертными «Мёртвыми душам» незабвенного Николай Васильича. А пока вернёмся к теме номера.
Выше было сказано, что у экипажа подходил срок идти на форму, что не менее свято, чем санзадание. И потому они в тот же день со всеми заявками разделались ударно-стахановскими темами. Точно такими же темпами мы загрузили борт — и на пределе функционирования нашего светила, в виде последних его лучиков, взяли курс на аэродром Тиличики. Который, как легко догадается каждый советский человек, находился вовсе не в одноимённом посёлке, а совсем наоборот — в посёлке имени супостатного остзейского барона Корфа.
Но не зря Лёха… то есть автор сих строк, в случае, когда это не ясно из контекста, далее Лёху Платонова буду именовать Платонтием, тем более, что это было его заслуженное боевое прозвище.
Так вот, не зря Лёха, который уже тогда с полным правом мог сказать про себя «Ай да Лёха, ай да сукин сын», оленину трескал, самогонкой запивал да супезой оленистой закусывал. Он считал. Не было тогда этих ваших канпутеров со смартфонами. Но были навыки счёта в уме, отработанные многими годами тренировок в шашк… нет, не в них… в шахматы? — тоже мимо… Во, в преферанс во всех его проявлениях, от ленинградки ростовской до сочинской классики и индигирской суперпули (но это тоже совсем иной сюжет).
В общем, высчитал Лёха, что если от пришедшей на Стройбанк суммы вычесть всё, что успели налетать, да то, на сколько потянет текущая заявка, да резерв верховного главнокомандования — транзитные билеты по маршруту Хаилино -> Тиличики -> Петропавловск (Камчатский) -> Москва и оплату авиагруза по тем же пунктам (это то, что тоже можно было беспроблемно оплатить по безналу), оставалось аккурат столько, чтобы беспосадочно и нечувствительно миновать Корф и десантироваться прямо в Хаилино (куда так и так добираться надо было).
Оставалось уговорить экипаж — как уже было сказано, дело происходило на грани перехода светового дня в беспросветную ночь, а НПП в это время летать очень не рекомендует. Экипаж, неожиданно так, согласился на такую рокировку сразу. Как оказалось впоследствии, они уже тогда обдумывали сюжет сказки о том, как они снимали геологов с лагеря, где все спали пьяные, один самогонный аппарат работал. Он же, аппарат тот волшебный, всё собрал, всех погрузил, да потом указывал, куды лететь — сами геологи этого не знали. А только из аппарата наливали да олениной закусывали.
В будущие годы я эту сказку слышал неоднократно, от людей, не подозревавших, что один из прототипов её персонажей сидит среди них. И каждый раз она рассказывалась с новыми, очень живописными, подробностями. Коих я никак не опровергал, а даже добавлял, колориту ради: приятно чувствовать себя героем доброй детской сказки, даже в роли Иванушки-альтернативно-чудаковатого. Тем более что сказка эта была действительно беззлобная и, если самогон лимонадом заменить, вполне детская. Ибо вскоре начались там совсем не сказки и ни разу не добрые — но это уже далеко за рамками настоящей «Исповеди».
А пока — долетели мы до Хаилино, выгрузились всё также по стахановски-загладовски, друга-аппарата не забыв, разумеется, борту помахали уж совсем в сумерках, и начали думать, что делать дальше. Здание аэропорта было уже, разумеется закрыто, так что первоочередной задачей советской власти на данном этапе было — с ночлегом организоваться. Для решения сей задачи решили прогуляться по посёлку — авось где народ с транспортом каким, типа там «Беларуси» или ГТС’ки, гуляет, да согласится нас до речки Вывенки с барахлом добросить. А там палатку можно поставить и окопаться на ближайшее время.
И тут, волею случая, первые, кого мы увидели на центральной (и единственной) улице посёлка, были Игорь Кравченко-Бережной и часть его банды: Паша Некрасов, вездеходчик, и Вера Харлашина, кажется, уже к тому времени инженер. А по совместительству — моя старинная подруга ещё по спелеологии.
Отступление. Ну нету в русском языке слова, которое по смыслу соответствовало бы: «боевой товарищ женского рода». И в ангельском, и в немецком я, в меру своего их незнания, точных эквивалентов не нашёл. А в испанском — есть: compañera (в мужском роде, соответственно, compañero — но ему-то по русски есть точное соответствие, «товарищ»). В отличие от amiga, слово абсолютно однозначное, и не подразумевающее ничего, кроме товарищества, без всяких намёков и двусмысленностей. Вот такой компаньерой была для меня Верка…
Встреча эта была предпоследней удачей того сезона. Хотя, на самом деле, это уже включился счётчик расплаты по разблюдовнику всех предыдущих удач. Потому что не будь её, следующим утром Игорь со своей бандой упилил бы на ГТС’ке к бухте Сомнения — искать там мифические MORB’ы, которых там не было. Так что, не найдя их, спокойно бы свернул работы и вернулся в Москву.
Ну а банда наша потыркалась бы в попытках ремонта (заведомо обречённых на провал, почему — будет ясно из дальнейшего). А потом — забили бы на всё и с криком «А гребись всё конём в синем пламени!» плавно двинулись в том же направлении. И никаких последующих событий, включая Тапельваямское сидение, не было бы.
Но это — из жанра альтернативной истории, в коем сочиняют те, кто пытается задним числом исправить историю реальную. Я же пишу только о том, что случилось в действительности. В которой, как известно, всё происходит не так, как на самом деле. О чём я расскажу на следующей странице.