Давнопрошедшее несовершенное. Глава 5

Андрей Кротков

К шестидесятым годам с улиц Москвы давным-давно исчезли извозчики, торговцы-лоточники, посыльные-курьеры по доставке писем и товаров (так называемые «красные шапки»), продавцы-разносчики газет, белые дворницкие фартуки и нагрудные бляхи (сами дворники сохранились – куда же без них), водовозы, торговцы дровами, старьёвщики и прочий рабочий люд – персонажи городской реальности начала прошлого века, без которых город в ту эпоху был немыслим и не мог существовать. Но ещё в середине прошлого века в советской Москве жили и здравствовали профессии, которых теперь днём с огнём не сыщешь, и работали предприятия, от которых остались одни вспоминания.

Мужчина в рабочей одежде, в кепке и в кожаном фартуке, со взваленным на плечо точильным станком, заходил во двор жилого дома – и неожиданно высоким голосом выкрикивал: «Точить ножи-ножницы!». Через несколько минут возле него выстраивалась небольшая очередь из клиенток. Мужчина устанавливал станок на асфальте и принимался за дело. Педаль ножного привода поскрипывала, точило крутилось, искры разлетались снопом. Поштучная плата за каждый заточенный инструмент – пять копеек. Обслужив всех нуждающихся, точильщик уходил со двора, имея в кармане в среднем один рубль чистой выручки. За день неспешных трудов он зарабатывал рублей двадцать, за месяц – около семисот. Почти три четверти этой суммы он – кустарь-ремесленник, член артели точильщиков, – отдавал государству в виде налога. Но и того, что оставалось, ему вполне хватало на безбедную жизнь, поскольку 150-180 рублей в месяц – по тем временам заработок более чем удовлетворительный. Вся Москва поделена бродячими точильщиками на участки; на чужую территорию точильщик не заходил – соблюдая корпоративную этику, он не отбивал хлеб у товарищей по ремеслу. Конкуренты-самозванцы в их среде – редкость; в первый раз самозванца предупреждали, во второй раз могли слегка поколотить, третьего раза обычно не бывало.

В небольших будочках на самых оживлённых площадях, перекрёстках и улицах Москвы сидели люди восточного вида – московские ассирийцы. Они занимались чисткой и мелким ремонтом обуви в присутствии заказчика, то есть совмещали функции двух старинных уличных профессий – чистильщиков обуви и так называемых холодных сапожников. Прибивали набойки, приставляли на место оторвавшиеся каблуки, с помощью шила и навощенной нитки-дратвы чинили «разинутые рты» – отошедшие ранты. Попутно торговали гуталином, стельками и ботиночными шнурками. Этот бизнес полностью контролировался ассирийской общиной, чужаков в него не допускали. Занятно, что среди чистильщиков-сапожников было немало женщин – они орудовали молотком и шилом ничуть не хуже мужчин.

В Москве начала шестидесятых – бум жилищного строительства. Ежедневно десятки семей переезжали в новые квартиры. Грузовики для перевозки мебели и прочего семейного барахла предоставляло за умеренную плату государственное предприятие Мосгортранс. Но рядом с этим госпредприятием присутствовала и состояла в доле независимая корпорация профессиональных грузчиков, которые для видимости числились работниками Мосгортранса, а на деле были сами по себе. Профессиональные грузчики – мужчины совсем не великанского роста и богатырского сложения. Напротив, в большинстве своём они люди среднерослые и некрупные. Зато они очень хорошо владели приёмами и навыками грузчицкого дела – знали, за что как взяться и что как тащить. Двое мужчин при помощи широких брезентовых наплечных лямок легко и спокойно, чуть ли не пританцовывая на ходу, спускали по лестнице огромный дубовый шкаф или старинное пианино. А владельцы вещей смотрели на них с изумлением и с уважением, потому что сами они – в попытках не то что приподнять, но хотя бы сдвинуть с места эти увесистые предметы, – основательно измучились и едва не сорвали себе поясницы.

Если при входе в продуктовый магазин слышались характерные хряскающе-тяпающие звуки – это означало, что в магазине был мясной отдел. За прилавком мясного отдела стоял мужчина своеобразного вида – продавец-рубщик. На нём не очень чистая белая курточка, поверх неё – ещё менее чистый матерчатый фартук, на голове – зелёный или синий валяный шерстяной берет с пипкой на макушке, за ухо заложен синий химический карандаш. Сзади него за прилавком помещалось «лобное место» – массивная деревянная колода, на ней лежал мясницкий топор с полукруглым лезвием. Рубщик по желанию покупателей отпускал им либо крупные куски заранее нарубленного мяса, либо быстро и ловко отрубал от них на колоде заказанный вес, взвешивал, заворачивал в грубую коричневую бумагу, на которой синим карандашом надписывал мгновенно вычисленную в уме цену. Покупатели спешили в кассу, чтобы поскорее выбить чек и забрать покупку – бывали досадные недоразумения, когда мясо, проданное одному, случайно попадало в руки другого. Продавцы-рубщики мясных отделов – единственные представители сословия продавцов продовольственных товаров, которым в силу неизвестных причин предоставлялась редкая привилегия: они могли курить прямо на рабочем месте. Но этим своим правом рубщики не злоупотребляли – они быстро перекуривали за прилавком только в тех редких случаях, когда покупателей не было.

В магазинах, торгующих овощами и фруктами, часть торгового зала непременно занимал отдел «Соки-воды». Над широким мраморным прилавком возвышалось эффектное разноцветное сооружение – высокая металлическая стойка, на которой укреплены стеклянные сосуды конической формы, сужающейся частью вниз, каждый ёмкостью по 6 литров. Внизу сосуда – краник. Сосуды наполнены соками; ассортимент соков обычно невелик – два прозрачных (яблочный и виноградный) и два непрозрачных (сливовый и томатный). Для любителей томатного сока в отдельной вазочке выставлена соль с воткнутой в неё чайной ложечкой. Тут же рядом работала «карусель» – мойка для стаканов, сделанная в виде круга, вращающегося под напором водяной струи. Цены копеечные. Народ охотно пил соки, так что торговля шла бойко, продавщицы едва успевали наполнять быстро пустеющие сосуды. То, что ложечка для соли на всех одна, а стаканы промываются не очень тщательно – покупателей не смущало.

По квартирам ещё ходили приезжающие из пригородов торговки-молочницы, но этот промысел вымирал. Молока и молочных продуктов в московских магазинах вдосталь; продавали молоко и в розлив, и в оборотной таре – широкогорлых бутылках, укупоренных белыми пробками из толстой алюминиевой фольги; точно в таких же бутылках продавали кефир и ряженку, у бутылок с кефиром пробки цвета морской лазури, у бутылок с ряженкой – малинового. Если оборотной молочной тары накапливалось много, то покупку можно было сделать без денег – в обмен на товар прямо у прилавка. Появилась новинка – молоко в картонных пакетах в виде четырёхгранных пирамидок; молоко малой жирности – в пакетах бело-голубой раскраски, жирное шестипроцентное – в бело-красных, топлёное – в жёлто-голубых.

Почти в каждом московском продуктовом магазине продавался сухой концентрат клюквенного киселя, розовыми горками лежавший в больших эмалированных лотках; вид концентрата был неаппетитный, но вкус приготовленного из него киселя вполне приличный, поскольку делали концентрат из натурального сырья. Обилие сухого киселя и молочных продуктов позволяло заключить, что сказочные молочные реки в кисельных берегах наконец-то стали реальностью.

Добавить комментарий