О Linux, католиках и протестантах


Декабрь 1998 г

Открытое письмо на сайт НЕВОД по поводу статьи: Алексей Костарев ОС Linux, религия, движение Реформации XV века — аналогии Невод, декабрь 1998 г.

С большим интересом прочел эту заметку (как, впрочем, и большинство материалов НЕВОДа — одного из лучших в русскоязычном Интернете Linux-сайта). Поскольку она представляет, в свою очередь, реплику на статью Андрея Шипилова в Компьютерре — пришлось прочитать и ее.

Относительно исходного материала (А.Шипилов. Религиозные войны. 20 век. Линукс на Comdeх. Компьютерра, N, если не ошибаюсь, 48 от 11.12.98) многого не скажешь — кроме исходной идеи, ничего нового там не обнаружил. Кроме обычного для данного журнала иронизирования над всем (чувствуется, что автор в анамнезе, как сказано, — писатель-сатирик). Аналогии с мусульманством («нет Бога, кроме…») притянуты за уши и свидетельствуют о незнании предмета. Каковы бы ни были разногласия между мусульманскими течениями, ислам всегда ощущал себя единым целым (Исключение, конечно, исмаилиты, карматы и тому подобные секты, но в своем крайнем выражении они к мусульманству не относятся). Не случайно, скажем, один из известных людоедов XX века Иди Амин, будучи номинальным мусульманином, нашел политическое убежище в Саудовской Аравии — гостей-единоверцев мусульмане не выдают (сравните судьбу другого людоеда, Бокассы).

И в теологическом плане мусульмане всегда ощущали свое генетическое родство с иудеями и христианами, называя тех и других, как и себя, людьми Книги, то есть имеющими Священное Писание и чтущими его, в отличие от зороастристов, маздеистов, митраитов, богословная традиция которых (не менее развитая, кстати, и оказавшая определяющее влияние на иудаизм в отношении эсхатологии и космогонии) была преимущественно устной (письменная фиксация Авесты ортодоксальных зороастристов — явление очень позднее, а, скажем, митраизм стал мировой религией вообще без таковой).

Другое дело — реплика Алексея Костарева. Построенная на методе аналогии, базирующаяся на знании фактического материала (не смотря на скромное заявление автора, что оно  «на уровне общеобразовательного»), логично написанная, она вполне может послужить «руководством к действию». Поэтому и счел своим долгом написать несколько строк.

Во первых, будучи не профессионалом-историком, но историком-любителем (профессионал — тот, кто, владея соответствующими методиками, например, источниковедческими, археологическими и т.д., извлекает факты и создает концепции, любитель — тот, кто эти факты и концепции, причём разные, знает), должен отметить некоторые фактические неточности. Хотя история Реформации и Религиозных войн не входит в сферу моих непосредственных интересов.

Во-вторых, дело происходило не в XV, а в XVI веке — Виттенбергские тезисы Мартина Лютера были прибиты в 1520-х годах (точно не помню и, за отсутствием справочных материалов не могу проверить, но во всяком случае до 1528 года, когда среди ландскнехтов Карла V, кстати, борца за католицизм, преобладали последователи Лютера).

В-третьих, учение Жана Кальвина — ни в коем случае не развитие взглядов Лютера, а совершенно самостоятельная концепция, восходящая в первооснове к Блаженному Августину (тогда как у Лютера можно уловить влияние Пелагия). И вообще, протестантсво, лютеранство, кальвинизм и т.д., как названия конфессий, в значительной мере порождение советской историографии. Последователи Лютера, насколько я знаю, называют свою веру Евангелической, а последователи Кальвина и концептуально (не всегда генетически) связанные с ними течения (гугеноты Франции, пресвитериане Шотландии, утраквисты Чехии и другие) именуют свою церковь Реформированной.

И друг с другом себя не смешивают. Известно, что избрание Фридриха Пфальцского (реформата) королем Богемии (т.е. Чехии) вызвало негодование евангелических князей Германии. В последовавшей за этим Тридцатилетней Войне (1618-1648 гг.) ни один из них не поддержал Фридриха. Так как не относился к нему как к единоверцу.

Англиканство же, «созданное» Генрихом VIII Тюдором, имеет к Лютеру и Кальвину весьма отдаленное отношение. Догматически и, особенно, ритуально т.н. Высокая (государственная) англиканская церковь очень близка к католицизму. И происхождение ее — сугубо политическое, аналогично Галликанской церкви Франции, которая, обособившись политически, в религиозном отношении осталась в системе католицизма. Так что, не будь Генрих VIII столь любвеобильным, а тогдашний папа — столь бескомпромиссным, ни о каком англиканстве мы бы и не слышали. Потому что Низкая Церковь и разнообразные реформатские течения типа пуританства, пресвитерианства, всякого рода индепендентов и т.д. развивались под влиянием взглядов Кальвина.

Теперь по существу вопроса. Проводимые автором аналогии между противостоянием католицизма и протестанства в начале Нового Времени и софтверных монополий (в лице Microsoft etc.) и сообщества разработчиков открытого софта очень интересны и, действительно, направшиваются. Я, во всяком случае, прочитал их с большим удовольствием. Очевидно, что автор статьи, поскольку он пишет на Linux-сайте, является не только пользователем, но и приверженцем этой операционной системы, как и всей концепции открытого программного обеспечения во всех его видах. И поэтому можно не спрашивать, на чьей стороне находятся его симпатии в этом противостоянии. Поэтому в своей исторической аналогии он эту свою симпатию переносит на оппонентов католицизма, рассматривая их, насколько я понял, в качестве носителей всякого рода добродетелей. Тогда как католиков — как аналог Империи Зла. А вот это уже — вопрос очень неоднозначный.

Нельзя отрицать роль протестантизма (в широком смысле слова) в создании того, что принято называть современной буржуазной демократией, либерализмом и прочими словами, употребляемыми в хвалебном или ругательном смысле. В общем, современного общества европейского типа, во многом основанного на святости частной собственности. И определяемой этим независимости отдельного индивидуума. Однако заслуга ли это протестантизма? Скорее — того индоевропейского варварского субстрата, уцелевшего в Западной Европе, как в заповеднике (поскольку Западная Европа — не более, чем один из полуостровов Евразии).

Именно в варварском понятии о Законе, как том, что повелось от века, о неотчуждаемой земельной собственности (одаль Норвегии, с некоторыми оговорками — аллод Франкского государства) лежит исток чувства независимости и личностное начало и средневекового рыцаря, и городского ремесленника, и современного частного предпринимателя. А протестанская идеология просто наложилась на этот субстрат. Там, где его не было или он не сохранился, как на Востоке Европы, реформатство прекрасно обходилось без демократических институтов. Ведь сейчас трудно представить, но в конце XVI- начале XVII веков дворянство Литвы, Чехии, Венгрии, Австрии было почти поголовно реформатским. А назвать эти страны столпами демократии того времени — несколько затруднительно. Достаточно вспомнить хотя бы Януша Радзивилла…

И вообще преставление об общинах протестантов как о демократических институтах основано, по моему, только на выборности пресвитеров, существовавших в некоторых его течениях. Но ведь мы тоже выбирали народных депутатов (и не так давно). Правда, называлось это не просто демократией, а советской демократией, основанной на демократическом централизме (кто застал — знает, что это такое, а кто не застал — тому лучше и не знать). К тому же в условиях замкнутости любой общины (а обособленность ранних протестантов от иноверцев — первооснова их поведения), да еще внешней угрозы, любое всенародное (в масштабах этой общины) собрание приобретает характер воровской сходки — тому в истории мы тьму примеров сыщем. Например, тех же большевиков.

К стати, о большевиках. Подсознательно они прекрасно понимали свою психологическую близость к ранним реформатам. Не зря в трудах советских историков постоянно проглядывает симпатия к последним. И при том тем большая, чем радикальнее и, следовательно, нетерпимее, те были — пуритане — лучше пресвитериан, а индепенденты Кромвеля — еще лучше.

Относительно терпимости протестантов — это даже не миф, а прямая ошибка автора. Так, испанцы-католики, не смотря ни на что, пытались искать компромиссов с язычниками: конкиста Кортеса или Писсаро — не более чем выступление горстки авантюристов (кстати, плохо вооруженных, почти без пороха, в проржавевших латах и с иззубренными мечами) на одной из враждующих сторон аборигенов. А то, что в результате они оказались хозяевами огромных стран — всего лишь превратность военной судьбы (не таково ли происхождение варяжской династии на Руси?). И после этого индейская аристократия — та, на стороне которой оказались испанцы, — заняла высокое положение в новых вице-королевствах. Немало родовитых мексиканских (и даже испанских) семей возводили свой род к табасским или тлашкаланским вождям.

Реформаты — квакеры Новой Англии, буры Южной Африки — дали обратный пример полного отсутсвия не только возможности, но и желания сосуществования с аборигенами. Следствие — судьба восточных алгонкинов и готтентотов, коих ныне можно пересчитать по пальцам.

По поводу особенных зверств католиков — также не вполне корректное замечание. История Религиозных войн во Франции пестрит свидетельствами о сожженных гугенотами монастырях (разумеется, со всеми обитателями), расправах над пленными и т.д. И Варфоломеевская ночь — отнюдь не коварный заговор католических фанатиков Екатерины Медичи и герцога Гиза, а стихийное возмущение парижан засильем чужаков-гугенотов (большая часть которых происходила с юга и в то время французами не являлась) и северо-германских наемников. Именно потому резня и приняла массовый характер — для решения политической цели достаточно было перебить несколько десятков, в крайнем случае сотен человек — Колиньи, Генриха Навварского и их приближенных. В обоснование чего сошлюсь на Проспера Мериме — вступление к «Хроникам времен Карла IX».

Об испанской инквизиции — она была учреждена в конце как раз XV века, при Фердинанде и Изабелле, то есть до возникновения протестантизма как такового. И целью ее была борьба с крещеными маврами и иудеями, оставшимися в Испании после завершения Реконкисты: тем и другим был преложен выбор — покинуть страну или креститься. И не потому она была создана, что большинство и мавров, и иудеев продолжало тайно исповедовать веру отцов, а потому, что финансовые группировки моранов финансировали предприятия магрибских пиратов — врагов испанской короны и союзников Франции во время Итальянских войн конца XV — начала XVI веков (тоже о нетерпимости католиков — французский король был католиком и носил титул Христианнейшего; другое дело, что политически он располагался в блоке, противостоявшем папе и Испании).

Да и масштабы деятельности инквизиции сильно преувеличены вражеской пропагандой (в руках реформатов оказалось то, что послужило в дальнейшем основой свободной прессы, а также полиграфические мощности) и позднейшей (англо-американской и советской) историографией: документально известно, что за все время существования инквизиции (с девяностых годов XV века до взятия французами Мадрида в 1807, если не ошибаюсь, году, то есть за два с лишним века) репрессиям подверглось несколько тысяч (точного числа, к сожалению, не помню) человек: по сравнению с известными нам примерами масштабы просто мизерные.

К чему я все это написал? Не к тому, чтобы укорить автора в ошибках или неточностях. А потому, что проведенная им аналогия очень показательна. И вызывает другую, возможную, аналогию — а не повторит ли сообщество сторонников свободного софта судьбу реформатов в плане нетерпимости к инакомыслящим? Ведь, как реформаты взывали к авторитету Ветхого Завета (Израиль, поражающий филистимлян — излюбленный образ времен Религиозных войн), так и «свободософтовцы» (прошу прощения за неизящество выражения) аппелируют к первозданному UNIX’у. А обращение к корням всегда чревато тем, что каждый, как сказал патер Браун — естественно, католик, — «…читает свою библию.»… А «…бесполезно читать свою библию и не читать при этом библии других людей». И примеры этого можно наблюдать в нашей жизни. Лично мне не доводилось видеть фанатиков Windows или Word’а, а вот фанатиков протестанстких операционок — встречать приходилось.

Так пусть же столь тонко подмеченная Алексеем Костаревым аналогия послужит предупрежедением протестантам-компьютерщикам — дабы не уподобились они генералу Сент-Клэру — старому англо-индийскому солдату протестантского толка из цитировавшейся выше «Сломанной шпаги». Читавшие Честертона (тоже, кстати, католика, хотя и неофита) помнят, чем он кончил…

P.S. Замечание об отсутствии фанатиков-вендузяднегов относится к моменту написания заметки — 1998 году. С тех пор кругозор автора значительно расширился, и ему довелось наблюдать таковых вомножестве — в частности, среди авторов комментариев на Citkit‘е. — Алексей Федорчук, 20 января 2009 года.