Андрей Кротков
От редактора: яркая картина прошлого. Есть пара фактических неточностей — в частности, приматы в неогене не сводились к лемурам, уже и гоминоиды вполне себе процветали. И не надо забывать, что неоген длился более 20 миллионов лет — на два порядка больше самых оптимистичных оценок времени существования Homo Sapiens’а. И за это время многое менялось. Но представленная Андреем картина — обобщённая, и принадлежит перу художника, а не клавишам научника. А.Ф.
Представим фантастическую картину: мы перенеслись во времени на двадцать миллионов лет назад и медленно облетаем Землю в экипаже вроде космического экскурсионного автобуса.
Планета, что под нами — вроде бы та самая, знакомая нам Земля. Очертания континентов на первый взгляд не только узнаваемы — они почти такие же, как в наше время. Лишь внимательно приглядевшись, мы начнём замечать детали несходства.
Треть территории Западной Европы и значительная часть Восточной Европы ещё покрыты мелководным морем. На месте хребтов Кавказа и сухих просторов Западной Азии простирается море Паратетис, через акватории будущих Каспийского и Чёрного морей соединённое широкими проливами с будущим Средиземным морем. Но Средиземное море не связано с Атлантическим океаном, Гибралтарского пролива нет — на его месте высится плотина-перемычка в виде Гибралтарского хребта.
Аравийский полуостров ещё не отделился от Африки, а на месте Красного моря проходит сухая, широкая и глубокая долина — рифтовый разлом. Персидский залив похож на внутриконтинентальное море — со Средиземным морем и Индийским океаном его соединяют проливы.
На востоке Евразии Японский архипелаг расположен совсем близко от побережья континента и ещё не успел расколоться на четыре отдельных острова. Сахалин не успел превратиться в остров — Татарского пролива нет. Камчатка, наоборот, начинает становиться полуостровом — под действием грандиозных вулканических процессов и поднимающихся из межплитного разлома масс быстро остывающей магмы наметились контуры перешейка, ныне соединяющего её с Чукоткой.
От побережья Юго-Восточной Азии вместо узкой ленточки Малаккского полуострова и острова Суматра к югу простирается мощный широкий перешеек, соединяющий континент с крупным полуостровным массивом суши, на месте которого много позже появятся острова Калимантан, Сулавеси и Зондский архипелаг.
На месте Новой Гвинеи в океане видна огромная отмель, очертания которой похожи на прыгающего кенгуру; до столкновения литосферных плит, после которого с океанского дна воздвигнется этот второй по величине в мире остров, осталось совсем немного по геологическим меркам — несколько миллионов лет.
Очертания Австралии выглядят вполне современно, но южная половина её территории покрыта лесами и травянистыми степями.
Береговая линия арктического побережья Северной Америки ещё не атакована морем, не изрезана заливами и не усыпана прибрежными островами. Гренландия не покрыта ледниковым щитом. Полуостровов Флориды и Калифорнии нет. На месте Карибского перешейка — цепочка островов и отмелей.
Северный Ледовитый океан почти свободен от плавучих льдов, северной полярной шапки не существует. Южная полярная шапка — континентальный ледник Антарктиды — уже достигла внушительных размеров, но занимает только центр континента.
Север и юго-запад Африки, Центральная и Западная Азия, запад Индостана, север Австралии — зоны аридного засушливого климата. На территории всей остальной земной суши царит климат с ясно выраженной широтной зональностью, но гораздо более мягкий, тёплый и ровный, чем в наше время. В средних широтах не бывает ни лютых морозов, ни изнуряющей жары, ни ураганов — эти пространства равномерно увлажняются устойчивыми атмосферными переносами западного направления и столь же равномерно прогреваются солнцем, а потому изобилуют разнообразнейшими формами жизни.
Большую часть Северной Америки и Северной Евразии покрывают широколиственные леса, на широте полярного круга сменяющиеся мелколиственными и хвойными. Центральную Евразию и южный конус Южной Америки занимают высокотравные степи. Тундровые ландшафты есть только на севере Гренландии и в глубине прибрежных районов Антарктиды. Субэкваториальные и экваториальные зоны всех континентов покрыты густейшими многоярусными дождевыми лесами.
Неогеновые леса центральной части Европейской России совсем не таковы, как теперь. На сотни тысяч и миллионы квадратных километров простираются дремучие, совершенно непроходимые дебри, лишь кое-где рассекаемые долинами нешироких ещё рек и помеченные проплешинами грозовых гарей. В верхнем ярусе лесов 40-50-метровые предки современных дубов, вязов и клёнов жадно ловят листвой столь любимый ими солнечный свет. В среднем ярусе благоденствуют менее светолюбивые, но более влаголюбивые деревья, обвешанные бородами висячих мхов. В нижнем ярусе царят вечный влажный полумрак и хаос поваленных стволов, густо обросших грибами и наполовину погружённых в двухметровый слой покровных мхов и лишайников. Фауна неогеновых чащоб умеренного пояса скудна, в них обитают лишь мелкие грызуны и насекомые, а в верхнем ярусе — птицы; крупные копытные и хищники предпочитают селиться на границе лесов и открытых пространств.
Океаны неогена похожи на кипящий суп. Богатство органической жизни в них превосходит возможности воображения современного человека. В толщах вод безраздельно господствуют морские млекопитающие, в первую голову китообразные, и крупные хищные рыбы. Изобилие имеющихся к их услугам пищевых ресурсов — мелких рыб и планктона — колоссально. Берега тёплых мелководных неогеновых морей экваториального пояса покрыты двухметровым слоем мёртвых разлагающихся тел обитателей прибрежных вод, перемешанных с рыбьими скелетами, хитиновыми панцирями ракообразных и раковинами моллюсков. Постоянно пополняемые приливами и прибоями залежи миллионов тонн органического праха испускают чудовищный смрад, ощутимый за десятки километров — но страдать от смрада некому. Зато он привлекает тогдашних обитателей воздушной стихии — предков современных птиц. Эти птицы очень заметно похожи на своих предков-динозавров: примерно половина видов ещё не избавилась от зубов. Есть среди них птицы трёхметрового роста, которые вовсе не умеют летать, зато бегают по земле со скоростью призового скакуна и отличаются чрезвычайной прожорливостью. Пернатая орда процветает, круглосуточно пируя на приморских кладбищах — кажется, этот источник пищи не иссякнет никогда.
Содержание кислорода в неогеновой атмосфере достигает 23%. У современного человека на таком свежем воздухе обязательно закружилась бы голова и участилось сердцебиение. Но увы, если где-нибудь на просторах этого благоденствующего мира поднимается к небу столб дыма — то это либо лесной или степной пожар, вызванный ударом молнии, либо извержение вулкана, а не признак человеческого жилья. Среди колоссального разнообразия сухопутных и морских животных, процветающих в сверхобильном органическом мире неогена, ещё нет двуногого примата с хорошо развитым головным мозгом, который впоследствии объявит себя венцом творения. До появления его предков пройдёт ещё примерно пять миллионов лет — лишь тогда эволюционные линии гоминид, обезьян и полуобезьян окончательно разойдутся.
А пока что среди сухопутной фауны, очень похожей на современную, но отличающейся гигантизмом и многочисленностью, можно видеть только протоприматов — предков нынешних лемуров и долгопятов. Они очень разнообразны. Среди них есть мелкие виды величиной с домашнюю кошку, большую часть времени прячущиеся в горных пещерах Восточной Африки и ведущие ночной образ жизни. Есть крупные виды, достигающие размеров коровы. Но в богатом, жестоком и яростном мире, населённом могучими хищниками, протоприматам выживать крайне трудно, а в надежде со временем сделаться разумными существами природа им заранее отказала.
В неогеновом периоде органическая жизнь Земли закончила экспериментальную работу и вышла на предельные показатели возможностей. Биологическая эволюция больше не работает методом слепого поиска — её ход явно целесообразен. Все экологические ниши биосферы неогена переполнены. Во всех пищевых цепочках нет ни одного выпавшего звена. Неогеновая жизнь купается в самой себе, быстро ликвидирует излишки и не страдает от нехваток. Полновесная гармония белковой биоты зашла в тупик — её катастрофическому процветанию осталось только осознать самоё себя. И когда это произойдёт, то процветание медленно двинется к финалу. Осознавшая самоё себя полнота жизни начнёт стремиться к неполноте — через посредство того единственного существа, которому она дала уникальную возможность возвыситься над ней.