Русь, «викинги», «варяги». О мочилове. Введение

Алексей Федорчук

В этой серии очерков, включённых в варяго-русский цикл, будет рассказано о поединках и прочем неорганизованном мочилове, происходившем в среде «викингов» и «варягов» вне рамок боевых действий, ставших достоянием истории. Казалось бы, к главной сюжетной линии цикла они имеют очен косвенное отношение. Однако один из их персонажей был, видимо, в числе первых варягов — правда, не на Руси. Есть и некоторые другие пересечения в этих линиях, о которых будет говориться по ходу дела. И, наконец, истории с поединками и иными разборками, аналогичные донесённым до нас сагами, наверняка происходили и на Руси — ибо и время было то же самое, и люди, подчас, одни и те же.

Вступление

Представление о том, что викинги в промежутках между своими «викингскими походами» только и знали, что мочили друг на поединках-хольмгангах — столь же устойчивый штамп современности, как и сам факт существования «викингов». А сами поединки представляются чем-то вроде дуэлей, столь распространённых в Европе на рубеже Средних веков и Нового времени. Некоторые параллели, конечно, найти можно — но в целом явления эти очень разные, что и призваны показать следующие очерки.

В русскоязычной литературной традиции дуэли покрыты неким таким ореолом благородства. Хотя в реальности ничего особо благородного в этом деле не было: пуля, она как бы не особо разбирает, кто подлец, а кто не подлец. А уж про холодное оружие и говорить нечего: каждый, кому приходилось держать в руках спортивную шпагу (в скобках: рапиру, эспадрон) знает чувство беспомощности противника классом ниже — и чувство собственной беспомощности перед противником классом выше.

Так что записные дуэлисты времён, описанных в романах Александра Дюма-отца, по сути своей, ничем не отличались от киллеров эпохи передела капиталов постсоветской Руси: их противники, тренированные дворяне, шансов против профессионала не имели. Не случайно неписаная, но свято соблюдавшаяся традиция полковых фехтмейстеров запрещала им участие в дуэлях даже в качестве секундантов (потому что секундант легко превращался в активного участника).

Разумеется, традиция действовала до тех пор, пока речь не заходила о большом распиле большого бабла: тут-то как раз полковых фейхмейстеров и нанимали. Хотя для устранения политических противников обычно применяли более надёжные методы — или религиозных фанатиков, вроде Клемана и Равальяка, или «роты две матросов»… точнее, просто солдат с огнестрельным оружием: именно так капитан де Витри замочил маршала д’Анкра (в просторечии Кончино Кончини) на дальних подступах к сортиру.

Вообще, как учит нас современная криминалистическая наука, большинство убийств совершаются либо из-за денег, либо, фигурально говоря, по пьяни (в УК это, кажется, задумчиво называется «из хулиганских побуждений»). И история дуэлей подтверждает это. Например, та же самая дуэль миньонов — типично хулиганская разборка. А вот дуэли, происходившие действительно ради защиты чести и достоинства были настолько редки, что навскидку даже и не припомнишь примеров.

Если смотреть на поединки скандинавов эпохи викингов, различие в их причинах с поводами для дуэлей особенно разительно. Как будет видно из дальнейшего, настоящие ритуализированные поединки… С лёгкой руки то ли популяризаторов истории, то ли исторических литераторов за ними закрепилось название «хольмганг» — хотя далеко не всегда они происходили на острове…

Так вот, где бы они ни были, на острове ли, или на матёрой земле, — поединки всегда происходили исключительно из-за бабла (которое в русских переводах саг обычно называется добром). «Чему мы в сагах тьму примеров сыщем». И кое-какие из них буду описаны в последующих очерках.

Часто причиной кровопролития была месть — не банальное утоление злости, а своего рода защита общественного престижа — в том случае, если он не мог быть адекватно оценен баблом. Были на самом деле и действительно бои за честь и достоинство. Причём, как ни странно, для дикой Древней Скандинавии их зафиксировано больше, чем для рафинированной Франции времён кавалеров де Бюсси и благородных Атосов. Однако в обоих случаях, как мы увидим дальше, ни о каких «правильных» дуэлях не было и речи.

Наконец, документирован для Исландии начала XI века и случай вообще уникальный — настоящий поединок за любовь прекрасной дамы, в лучших традициях сэров Вальтера Скотта и Артура Конана Дойла. Однако при внимательном рассмотрении оказывается, что дело там было не так просто. И, возможно соображения меркантильные и престижные оказались не менее весомыми, чем романические чувства.

Ну вот, вводные слова сказаны, пора приступать к делу. Но сначала — несколько слов о предыстории.

Из предыстории

По хорошему общее вступление к этим очерках следовало бы начать от Адама — откуда вообще пошла традиция поединков. Но это пришлось бы обратиться как минимум к «Махабхарате» с её Пандавами и Кауравами. В истории которых как раз аналогии с дуэлями и прослеживаются — например, со знаменитой дуэлью миньонов (столь блестяще, хотя и не совсем точно, описанной Александром Дюма-отцом в «Графине Монсоро» и многократно воспроизведённой его экранизаторами): и там, и там всё началось с конфликта из-за бабы, о которой быстро забыли. Потому что всё превратилось в массовое побоище политического толка. Последнее и даёт мне повод столь глубоко не закапываться. Тем более что (шёпотом и в сторону) «Махабхарату» я так и ниасилил…

Вопреки расхожему мнению, традиция поединков зародилась не ради защиты чести и всякого там достоинства — а исключительно из-за имущественных разборок. Первое чему свидетельство можно найти у Геродота, и касается оно современных ему скифов. То есть — живших в V веке до н.э.

Среди многих скифских обычаев, экзотических для древнеримских греков (детей цивилизованного общества, то есть государства) он описывает и такой: два скифа, вступивших в непреодолимое противоречие (какое именно — скоро увидим), сходятся в поединке пред ликом царя всех скифов (по Геродоту, у скифов было три царя, один из них, так сказать, генеральный — так вот, именно перед ним дело и происходило).

Победивший в поединке получал то, ради чего всё затевалось (ради чего — сейчас станет ясно), а с убитым обходился, как со злейшим врагом: для начаа отрубал ему голову. Это да, обычным было делом во внешних войнах — для учёта и контроля при распределении добычи. Но следующий этап — изготовление чаши из черепа — придавал банальной мясницкой работе некую торжественность. Тем более что победитель из чаши этой харчил кумыс — да не между делом, когда просто побухать захотелось, а только по особо важным случаям.

Вчитываемся в текст Геродота внимательно — и что видим? Что замоченный поединщик, с которым обошлись как со злейшим врагом, был ни кто иной, как ближайший родственник победителя. Вполне возможно, что его родной (или, скорее, единокровный)брат. Вспоминаем, что все традиционные общества существуют благодаря взаимоподдержке родственников, и предполагаем, ради чего близкие родичи могли подраться. Да так, чтобы почитать противника не просто врагом, но врагом закадычнейшим.

Разумеется, романтически ориентированные девушки и юноши могут подумать, что ради бабы подрались… Мне, как престарелому романтику в душе, такой ход мыслей нравится. Но увы, подрались они ради наследства отца или иного старшего родственника (это тоже можно прочитать у Геродота не совсем между строк). А уж приз из стотысячной отары овец и многотысячного табуна лошадей требовал адекватного оформления: в виде черепа, оправленного в золото, и употребляемого как стопарь только на очень больших пьянках великих пирах.

Продолжение традиции мокрух ради наследства мы увидим, когда доберёмся до поединков Древней Скандинавии. Там всё будет куда круче и натуральней — может быть, потому, что ребята не страдали лицемерием и фиксировали всё открытым текстом.

Однажды на Диком Севере…

Исландские саги сохранили множество описаний судебных поединков, очень детальных и реалистичных до натурализма. А также изложили и все обстоятельства, им предшествовавшие и за ними последовавшие.Так что и причины, и следствия их видны как на ладони.

Кроме того, специфика жанра саг, во-первых, была такова, что в них описывались в основном события, выходящие за рамки обыденного. Каковыми были, в том числе, и судебные поединки, состоявшиеся или несостоявшиеся (ниже мы увидим, что последних было чуть ли не больше, чем первых).

А во-вторых, обстоятельства их создания способствовали тому, что до нас дошли сведения практически обо всех неординарных событиях так называемого Века Саг, чисто условно определяемого в диапазоне 930-1050 годов. И, в том числе, вероятно, обо всех судебных поединках, произошедших в Исландии в этот период.

В сагах описаны и поединки, произошедшие в Норвегии. Однако, опять-таки в силу специфики жанра (устоявшееся его научное название — Саги об исландцах), речь идёт только о поединках, произошедших при участи исландцев, или таких, в исходе которых исландцы были заинтересованы. А также о тех, в которых фигурируют норвежские предки знаменитых исландских героев.

Так вот, как правило, вызовы на поединок (а это было действие, предусмотренное исландскими и норвежскими законами) происходили вовсе не ради защиты каких-то там честей и достоинств, а как результат тяжбы из-за имущества. И не просто имущества — а наследства или приданого. То есть, как и у скифов, поединок происходил между лицами, связанными родством или свойством.

В большинстве описанных случаев судебные поединки имели место в том случае, когда тяжба из-за имущества заходила в тупик: одна тяждущаяся сторона предъявляла законные обвинения, другая находила в них ошибки, первая — изыскивала ошибки в контр-обвинениях, и так могло происходить до бесконечности. Самый знаменитый пример такого рекурсивного сутяжничества описан в «Саге о Ньяле».

Обычно в таких случаях в тяжбу вмешивались резонные и влиятельные люди, предлагавшие компромиссное решение вопроса. Но бывало и так, что оно не устраивало одну или обе стороны, и тогда со стороны более неудовлетворённой следовал формальный вызов на судебный поединок. Отказавшийся автоматически считался проигравшим тяжбу и лишался спорного имущества. Повторяю, в большинстве случаев речь шла не о чем-то кровном, унаследованном от отца или заработанном (награбленном) непосильным трудом, а

• либо о случайном наследстве от дальних родичей или свойственников — наследование имущества родственников близких было строго регламентировано и никаких споров обычно не вызывало,
• либо о судьбе приданого после развода супругов — и это был более частый случай: грызня «бывших» во все века давала массу поводов и для юридического крючкотворства, и для следующего за ним мочилова.

Вопреки распространённому мнению, судебные поединки происходили редко. Как я уже говорил, саги донесли до нас описания почти всех таких случаев, или хотя бы упоминания о них. Так вот, вызовов на поединок в Исландии зафиксировано не более нескольких десятков за весь Век Саг. Причём изрядная часть их не реализовалась — опять же в результате вмешательства резонных людей.

И вообще, общественное мнение к вызовам на судебные поединки относилось неоднозначно. С одной стороны, неодобрительно: исландцы, потомки головорезов и бандитов (тех самых, которых принято называть «викингами»), которые в чужих странах сами становились такими же головорезами, у себя на родине предпочитали решать конфликты в рамках закона, а не силой. И знание законов почиталось не меньшей доблестью, чем боевое искусство или умение слагать стихи. Не зря же Ньяль, признанный одним из величайших знатоков законов, в саге, носящей его имя, говорит:

Закон хранит страну, а беззаконие губит.

Эти слова стали исландской народной пословицей.

Тем не менее, та же самая общественность, которая ратовала за закон и порядок, к отказавшимся выйти на поединок, вне зависимости от причин, относилась… скажем так, не очень восторженно: их считали недостаточно храбрыми. То есть тут мы уже видим двойные стандарты в оценке «узаконенного мочилова», которые так знакомы нам по истории дуэлей в России XIX века.

Однако в конце концов (в начале XI века) судебные поединки в Исландии были запрещены законодательно — и на одной из ближайших страниц я расскажу, при каких обстоятельствах это случилось.

Но пока они были вполне законны — это было достаточно ритуализированное действие. Правда, вопреки распространённому мнению, происходили они далеко не всегда на острове. Нередко в качестве «ринга» использовались и речные мысы. А в Норвегии «ринг» часто был просто ровной площадкой, которую огораживали ореховыми ветвями.

Равенство оружия специально не оговаривалось — каждый поединщик оперировал тем, что имел. Однако практически во всех описаниях судебных поединков фигурируют меч и щит — «народное оружие», имевшееся у каждого свободного человека. Хотя, судя по косвенным признакам, меч иногда заменялся боевым ножом — скрамасаксом, который и размерами, и рубящими свойствами от меча не очень отличался.

В качестве защитного вооружения, кроме щитов, иногда упоминаются шлемы. А иногда, напротив, подчёркивается, что боец на поединок шлема не надел. Не попадалось мне и ни одного упоминания кольчуги или иного доспеха. Хотя в описаниях обычных, «организованных», боёв фигуригуют и кольчуги, и чешуйчатые доспехи (видимо, сходные с изображёнными на знаменитом ковре из Байо).

А вот о том, чтобы на судебных поединках использовались боевые топоры, тоже входившие в понятие «народного оружия», и пользовавшиеся не меньшей популярностью, я не нашёл в сагах ни одного упоминания. Видимо, при решении таких споров это считалось западло — хотя в реальных боях боевыми топорами не брезговали даже конунги, например, Харальд Хардраде. А Эйрик Кровавая Секира был обязан этому оружию своим погонялом.

Некоторые поединки начинались с того, что противники метали друг в друга копья. Вот это наверняка было чисто ритуальным действием — типа посвящения Одину. Ни одного примера нанесения реального вреда от броска копья в сагах не описано, кроме одного косвенного случая, о котором я расскажу своевременно.

Вне зависимости от того, обменивались ли поединщики бросками или нет, основная фаза боя — это рубилово лицом к лицу. Для парирования использовались исключительно щиты — общеевропейский меч того времени (в литературе он часто называется романским или каролингским) для фехтования «клинок в клинок» был абсолютно не приспособлен: неудачное парирование могло оставить защищавшегося без руки (такое в сагах тоже упоминается). В связи с этим щиты быстро выходили из строя, а без щита боец, по той же причин, был почти беспомощен. Поэтому в сагах нередко говорится, что стороны заранее договаривались о замене щитов в принципе, и о количестве этого запасного инвентаря в частности.

Есть упоминания и об участии в поединках своего рода оруженосцев или секундантов, которые, как говорится, «держали щит». Однако как это выглядело в натуре — детальных описаний не сохранилось. Некоторые свидетельства саг можно трактовать в том смысле, что «держащий щит» действительно отражал удары противника, предоставляя своему бойцу рубить обеими руками. В пользу этого говорит то, что «держащие щит» были близкими товарищем или родным братом поединщиков. Ведь это требовало изрядной слаженности действий, достижимой только в давно сработавшемся тандеме.

Всё сказанное выше касалось поединков абсолютно легальных. Но существовала и практика поединков, так сказать, полулегальных: то есть в букву закона они как бы вписывались, но единодушно осуждались общественностью.

В двух словах дело сводилось к следующему. В некоторую местность прибывал человек, в источниках обычно называемый берсерком, хотя он мог такового просто эмулировать. В наш век такого назвали бы отморозком или беспредельщиком. Он выискивал в округе богатого бонда, желательно с молоденькой дочкой, и без всякого повода вызывал его на поединок с условием — победитель получает всё имущество побеждённого, да в придачу и дочку хозяина в качестве жены. Как пишут в сагах, в старину в Норвегии это считалось законным. А для Исландии подобные случаи не описаны.

Но ритуал соблюдался и в этом случае: противники сходились на острове, мысе или огороженном поле и начинали друг друга мочить. Во всех сагах в качестве протагониста выступает случайно оказавшийся в тех краях исландец или предок какого-нибудь знатного исландца, который, подменяя вызванного хозяина, доблестно расправляется со злодеем.

Как это бывало в реальности — сказать трудно. Да и бывало ли на самом деле — тоже вопрос: описания таких боёв пестрит штампами и обычно изрядно приправлено не вполне правдоподобными деталями, что заставляет усомниться в их достоверности. Думаю, что если такие случаи и мели место — то были единичны: ведь такому «берсерку» приходилось иметь дело с общиной поголовно вооружённых мужчин, знающих, с какого конца берутся за меч.

Таким образом, можно видеть, что все судебные поединки, даже с участием берсерков (если это реальные случаи), происходили исключительно из-за бабла — за единственным, упомянутым ранее, исключением, хотя и проблематичным.

Однако, как уже говорилось, в Исландии Века Саг (и, конечно же, в Норвегии, но об этом дошло мало свидетельств) происходили и бои «для защиты чести и достоинства». А именно — с целью кровной мести за убитых родичей, а в некоторых случаях — и из-за словесных оскорблений или оскорблений действием. Однако вот тут-то как раз никаким ритуалом и не пахло, как не было и того бледного подобия «дуэльного кодекса», действовавшего при судебных поединках. Однако к этому я вернусь позднее. Ибо в следующем очерке планирую рассказать, как выглядели судебные поединки в глазах ближайших потомков, записавших рассказы их современников.

Оглавление цикла