Аудиосочинтельство

Алексей Федорчук

Обстоятельства сложились так, что я на некоторое, не вполне определённое время, утратил способность не только писать, но и читать — вторую способность, кстати, не обрёл и на момент размещения этих строк. А поскольку других занятий для себя не очень представлял, то решил заняться сочинительством в устной форме, то есть надиктовкой материалов.

Благо, мой старый друг Владимир Родионов снабдил меня для этой цели диктофоном имени товарища Olympus’а — VN-8600PC. О технических его характеристиках я расскажу со временем. Пока же замечу только, что он оказался настолько прост в обращении, что его основные функции можно было освоить даже наощупь, не заглядывая в руководство (ибо читать, как было уже сказано, я разучился). И ниже я расскажу о первых опытах его применения.

Первый опыт — это избавление от иллюзии, что надиктовка — дело очень простое. Ведь, казалось бы, чего тут сложного: включил диктофон — и излагай пришедшие в голову умные мысли вслух в свободной форме. А нет.

Каждый, кому приходилось сочинять что-либо в письменной форме, знает о таком парадоксе: в голове витает чёртова прорва умных мыслей, облечённых в логическую шахматную форму и красивые слова: а вот когда дело доходит до претворения их в написанный текст, и логика, и слова куда-то деваются, и их приходится изыскивать заново.

Это умение наживное, оно составляет один из основных компонентов сочинительства как ремесла. И если ежедневно, ежечасно, ежеминутно и ежесекундно тренироваться в шашки… то есть в изложении мыслей как связных текстов, умение это развивается довольно быстро.

С аудиосочинительством картина получается очень похожая: умение диктовать требует ещё большей тренировки, нежели писать напрямую. Потому что диктовать нужно так, чтобы аудиоматриал мог быть превращён в письменный текст с наименьшими затратами сил. Ибо системы распознавания произвольной речи, не смотря на почти полувековой стаж своего развития и неоднократные победные реляции в этой области, до сих пор находятся в зачаточном состоянии (а для речи русской — так вообще утробном). Устный же рассказ, даже в устах превосходного оратора, и его письменное воплощение — это разные жанры, требующие разных слов и языковых конструкций. И осознание этого факта — первое условие для эффективного аудиосочинительства.

Второй важный момент при аудиосочинительстве такой: прежде чем начинать диктовать текст, надо иметь в голове сложившуюся его модель. Ожидать, что надиктованный поток сознания, превращённый в текст даже профессиональной наборщицей с соответствующими навыками, воплотится в нетленку класса «Войны и мира» (или хотя бы во что-то просто удобочитаемое) — не менее наивно, чем ожидать полного собрания сочинения Шекспира от ста тысяч обезьян за пишущими машинками.

Нет, в некоторых случаях и «метод потока сознания», после минимальной правки, может дать приемлемые результаты — но только для весьма специфического материала. Например, настоящая заметка, за исключением пары последующих вставок уже с клавиатуры (конкретно, например, этой) имеет именно такое происхождение — однако она и задумывалась как воплощение потока авторского сознания, не претендующего ни на изложение фактического материала, ни на литературные изыски. Но это скорее исключение из общих правил.

В общем же случае я установил для себя три модели «мысленного» формирования текста, предназначенного для диктовки с последующей отекстовкой.

Первая — «модель акына»: что вижу, о том и пою… то есть диктую. В отличие от метода потока сознания, это просто фиксация, без претензий на связность изложения, отдельных мыслей, фраз, оборотов, которые потом, возможно, не удастся вспомнить или воспроизвести. То есть это нечто подобное комментариям в блогах или сообщениям в службах микроблоггинга типа Джуйки. Однако, в отличие от последних, которые, не будучи обработаны сразу, быстро потеряются в общем массиве сообщений, аудиозаписи, при должной их организации (о чём будет отдельный разговор), останутся легко доступными.

Таким образом, диктофон в «модели акына» оказывается своего рода записной книжкой. А пример «Записных книжек» Ильфа и Петрова показывает её эффективность в дальнейшей работе. Однако очевидны и ограничения модели: между отдельными надиктованными фразами и законченным материалом лежит слой большой работы по их агрегации в единое целое. У меня таких мелких фрагментов и фрагментиков скопилось много, и по мере сил я их интегрирую в материалы, создаваемые по иной модели.

Вторая модель — «модель соисканта» (он же «диссертатель»). Суть её можно изложить по аналогии: хотя, например, в учреждениях АН СССР на защите диссертации очень не рекомендовалось читать свой доклад «по бумажке», только очень смелые диссертатели соискомой учёной степени рисковали выходить на Учёный совет, не имея написанного текста «за кадром». Так и в случае надиктовки материала — текст блочного характера полностью укладывается в голове, и затем читается как бы наизусть, только не с листа, а «с извилин».

Эффективность «модели соисканта» доказывается примером Стендаля: согласно легенде, он надиктовал «Пармскую обитель» за 52 дня, после чего она без единой правки пошла, что называется, «в печать и в свет». Но мой опыт показал, что я — далеко не Стендаль, и на большее, чем на финальную заметку об OSDyson, меня не хватило. Правда, по данной модели я собрал поросячью заметку для сайта моего итальянского друга Сьеро — о том, как создавать оригинальный контент. И не менее свинский памфлет о нашем вкладе в Open Source — на этом сайте. Но это — небольшие материалы, что называется, «о наболевшем».

Наконец, третий метод можно назвать «конспективным». При этом надиктовывается общая сюжетная канва материала, без особого внимания к его полноте и тем более к литературным красотам. Ибо пробелы «конспекта» в дальнейшем, уже при текстовой обработке, могут быть восполнены, для неудачных слов и оборотов — подобраны синонимы и аналоги, в материал могут быть вставлены «заметки акына» (чем я активно пользуюсь) и «блоки соисканта». Главное же тут — как раз в связности и законченности материала.

Для «конспективного» метода очень важно помнить, что автор — не на защите собственной диссертации и не на политическом митинге, его возможного косноязычия никто не услышит, ему не накидуют «чёрных шаров» и не закидают гнилыми помидорами. После осознания этого факта и некоторого периода тренировки появляется чувство свободы в изложении матенриала, косноящычие резко идёт на убыль, а количество всякого рода «э… бэ… мэ…» сокращается прямо на глазах (точнее, в ушах).

Не тренированностью ли в диктовке объясняется феноменальный успех Стендаля при создании «Пармской обители»? Ведь Мари-Анри Бейль в молодости около 15 лет прослужил военным чиновником Бонапартовой армии, а в годы зрелые — французским консулом в городах Италии. И, следовательно, имел большой бюрократический опыт, который в те годы предполагал, в том числе, и умение диктовать разного рода официальные бумаги. Причём в армии, в условиях боевых действий, делать это ещё и быстро.

Как я уже говорил, до лавров Стендаля мне далеко. Однако, используя «конспективный» метод в сочетании с методами «акына» и «соисканта», я надиктовал около 400 МБ (в MP3) материалов для панорамы стран и народов Книги о Спитамене и для первой части книжки Убунту и сородичи. Которые и буду выкладывать по мере доведения до товарного вида.

Последняя задача, с одной стороны, сложнее, чем Стендалю: в моём подчинении нет профессиональных писцов, которых можно было бы, гнусно пользуясь служебным положением, припахать для записи нетленки. Но, с другой стороны, в нашем распоряжении имеется персональный компьютер со свободным и бесплатным софтом, который вполне можно прикрутить для решения задач аудиосочинительства. О чём я и планирую рассказать в следующих заметках.