Алексей Федорчук
Как было сказано в Заключении к собственно Седьмице, за неделю, в течении которой я ежедневно работал на Фейсбуке Белинским, мне быть им понравилось. И потому я решил продолжить это дело. Конечно, в том же ежедневном режиме, а время от времени, начав Дополнения седьмицы, каждый из дней в которых постараюсь посвятить неокученным в основное время темам.
Собственно с седьмице как-то так случайно образовался сильный детективный крен — в течении четырех её дней говорилось либо о чистых детективах, либо о романах с сильной детективной составляющей. И в то же время оказался неохваченным жанр исторического романа. Хотя исторических романов я прочёл не меньше, чем детективов… нет, меньше, конечно. Хотя бы потому, что исторических романов было написано куда меньше, чем детективов, а процент хороших среди них — и того меньше, чем хороших произведений детективного жанра.
Так что проблема отбора кандидатов для выступления в дополнительном времени Седьмицы весьма проста: из тех девяти участников, которые вошли в десятку сильнейших, выбрать наисильнейшего. И меня это нимало не затрудняет. Ибо бесспорный претендент на первую ступеньку пьедестала почёта в жанре исторического романа один, вот этот:
Исай Калашников, Жестокий век
Это — описание жизненного пути того, кто вошёл в историю как Чингизхан, начиная с событий, непосредственно предшествоваших его рождению, и заканчивая реакцией на его смерть.
«Жестокий век» первоначально (середина 70-х) печатался в журнале «Байкал», в 1978 году вышел отдельной книгой:
В перестроечное и пост-советское время роман переиздавался несколько раз — но немножко поменьше, чем романы Дюма. Нынче иногда издаётся в двух книгах — в соответствии с авторским разбиением его на две части, первая из которых носит название «Гонимые», а вторая — «Гонители».
Книга эта рассказывала о том, как захудалый степной сирота, Тэмуджин, сын одного из многочисленных монгольских князьков (нойонов, багадуров и прочих мергенов), осиротев с отцовской стороны, был покинут его людьми (не забывшими прихватить и скот) и провёл детство и отрочество, вместе со своей матерью и братьями, в самой натуральной нищете. А затем, поднимаясь со ступени на ступень по социальной лестнице, стал сначала предводителем группировки таких же изгоев, затем ханом не самого значительного из многочисленных монгольских народов, и в конце концов — неким Чингизханом, власть которого была безбрежна, как море (или, возможно, как небо — одним из этих вариантов можно примерно интерпретировать его титул), и Покорителем Вселенной.
В общих чертах эта история известна всем, кто хоть чуть-чуть интересуется историей, и описана многократно, как в исторической литературе, так и в литературе художественно, а также на грани между ними. Уникальность же романа определяется двумя моментами. Первый — историческая достоверность. Книга написана с учётом всех доступных исторических источников. В первую очередь — главного из них, каковым является «Сокровенное сказание», известное также как «Тайная история монголов».
Само по себе «Сокровенное сказание» — сочинение очень интересное. Оно написано около 1240 года монголом, во-первых, явно современником и участником событий, во-вторых, «особой, приближённой к императору». То есть лицом информированным не только относительно внешней стороны событий, но и закадровой.
Неоднократно высказывалось предположение, что автором «Сокровенного сказания» является Шихи-Кутах. Биография его очень примечательна. В 1202 году Тэмуджин учинил резню полонённых после битвы татар — официально в отмщение за своего отца, якобы злодейски ими убиенного. Чего, по всеобщему мнению нынешних историков, не могло быть, потому что не могло быть никогда, причина явно крылась в другом. Но резня была поголовная — убивали всех мужчин и мальчиков, голова которых достигала тележной оси.
Поначалу Тэмуджин хотел и женщин, девочек и девушек перерезать. Но самый большой бабник из его войска, родной брат Хасар, обнаружил, что среди татарок много красавиц. И упросил брата пощадить их.
В общем, в наши дни это назвали бы геноцидом или холокостом. Правда, в распоряжении Тэмуджина не было ни пулемётов, ни газовых камер, ни прочих высокотехнологичных целевых инструментов. Да и полонённые татары, хоть и безоружные, активно сопротивлялись. Так что попытка геноцида татар оказалась не очень эффективной: истребить их поголовно не удалось.
Потом татары, в составе монгольского войска, участвовали во всех его походах, в результате чего разнесли свой этноним от Сибири до Европы. Хотя сами полностью ассимилировались с остальными монголами. Да, для определённости на всякий случай напомню: татары, упоминаемые в связи с Тэмуджиновыми войнами и более ранними событиями, к современным татарам никакого отношения не имеют — ни казанским, ни крымским, ни астраханским, ни всем остальным. Это был один из монголоязычных народов, проживавший на территории современной Внутренней Монголии. По причине своей многочисленности и воинственности они постоянно претендовали на гегемонию в сети — и в этом, вероятно, была причина геноцида, устроенного Тэмуджином.
Так вот, во время резни Оэлун, матушка Тэмуджина (которую этот гуманист, как ни странно, глубоко чтил) взяла под защиту одного татарчонка, видимо, переросшего тележную ось и потому подлежащего усекновению. А потом усыновила его и воспитала как родного сына. Это и был Шихи-Кутах.
Позврослев, он стал знатоком монгольских законов, уже Чингизханом назначен судьёй, а затем сопровождал Покорителя Вселенной во всех его походах, а однажды даже самостоятельно командовал воинским соединением. Правда, неудачно — был разбит Джелал ад-Дином в знаменитой битве при Перване (1221 год).
Чем, впрочем, гнева повелителя не вызвал — тот продолжал использовать его на гражданском поприще: будучи судьёй и хранителем Ясы, Шихи-Кутах занимал чуть ли не самую высшую должность в Монгольской империи. То есть — очень информированным человеком. И если он действительно был автором «Сокровенного сказания» — сомневаться в достоверности оного не приходится. Ибо во время его сочинения были живы (и пользовались влиянием) многие участники событий. Которые не преминули бы уличить автора в передёргивании фактов, буде таковое обнаружилось.
Впрочем, в «Жестоком веке» были использованы и труды мусульманских историков — — например, компиляция Рашид-ад-Дина (1247–1318). В отличие от Шихи-Кутаха, он современником и тем более участником событий не был. Однако, занимая в течении двадцати лет одну из высших должностей в государстве Ильханов (монгольских правителей Ирана), имел доступ ко всем официальным (и не очень) документам предшествующего времени. На которые и опирался при изложении его истории.
Таков базис романа. Кстати, все события, о которых говорилось до сих пор, подробно в нём описаны. А поскольку главные его источники можно считать достоверными (с поправкой на время и литературные условности) — то и «Жестокий век» с фактографической стороны исторически достоверен не менее.
Согласившись с этим, можно перейти ко второму моменту, определяющему уникальность сочинения Калашникова. Это удивительная психологическая достоверность поведения «действующих лиц» исторической драмы. Читая роман, как-будто своими глазами наблюдаешь эволюцию личности Тэмуджина, его превращения из гонимого в гонителя. Перелом приходится на момент провозглашения его Чингизханом.
Столь же убедительна мотивировка поведения Джамухи — осиротевшего, как и Тэмуджин, сына предводителя одного из мелких монгольских племён. Правда, судьбы их пересекаются раньше — во время беззаботного детства, когда они становятся друзьями. Потом жизнь раскидала их — вновь Тэмуджин и Джамуха встречаются уже взрослыми парнями, стоящими во главе собственных группировок. Детская дружба возобновляется — и, казалось бы уливается: друзья становятся побратимами, затем товарищами по оружию. А после цепи неслучайных случайностей — заклятыми врагами. И это не просто убедительно написано — увы, многие из нас могут вспомнить похожие случаи из собственной жизни…
Интересно сравнить мотивацию Джамухи в романе Калашникова и в сочинении Льва Гумилёва «В поисках вымышленного царства», большая часть которого посвящена той же эпохе. Предвижу вопрос — как можно сравнивать какой-то роман, пусть даже и исторический, с исторической монографией. Однако вопрос этот обусловлен недоразумением: почему-то считается, что Гумилёв писал научные монографии.
У меня же со времён прочтения «Степной трилогии» (а я впервые прочитал её примерно тогда же, когда и журнальный вариант «Жестокого века» — в середине 70-х) сложилось убеждение, что это — некий, неизвестный мне, жанр беллетристики. Сейчас я понимаю, что нынче этот жанр назвали бы фэнтези, но тогда я такого слова не знал. Как не знал и того, что я не был оригинален: как фэнтези книгу «В поисках вымышленного царства» сразу по выходе в свет квалифицировал и выдающийся польский историк Древней Руси Анджей Поппэ.
Однако есть в этом фэнтези и ещё один элемент — то, что часто называют детективным. Хотя ещё в основное время Седьмицы, в День пятый, я попробовал определить, что такое настоящий детектив. Жанр же элемента «Вымышленного царства», связанного с именем Джамухи — это шпионский боевик (или, скорее, триллер, ибо пробирает до дрожи).
Согласно версии Гумилёва, Джамуха выполнял, из чисто дружеских побуждений, для Тэмуджина роль Штирлица: ссора побратимов — инсценировка, дабы Джамуха-агент смог внедриться в ряды противников Тэмуджина и даже возглавить их. После чего он мог бы не только информировать побратима о коварных замыслах противника, но и принимать прямо вредительские решения — например, после битвы в Ущелье дзеренов или сражения с найманами Буюрук-хана.
Обоснование Гумилёвым своей версии — безупречно логически, но абсолютно невероятно психологически. Понимал ли он это? Мне кажется, что понимал. И вообще, можно предположить, что версия Джамухи-агента — это проявление своеобразного юмора старого лагерника, дважды сидевшего за всяческую антисоветскую деятельность.
Так что знакомство с историей Монгольской империи лучше начинать с романа Калашникова, нежели с книжек более иных авторов, даже тех, которые претендуют на историчность в собственном смысле — претензии эти далеко не всегда обоснованы. В частности, ни одна из прочитанных мной переводных книжек настолько не произвели на меня впечатление, что я ни одну не запомнил: все они оставляли желать лучшего как с научной, так и с литературной стороны. А в процессе чтения одной переводной книжки просто упал пацтуло и ржунимагал. Оказывается, Джамуха был нетрадиционно ориентирован и домогался Тэмуджена, бывшего убеждённым натуралом. Что и послужило причиной их ссоры, а в конечном счёте и войны. Ну чем не старина Зиги Фрейд?
А вот что было бы хорошим дополнением к роману Калашникова — это книга Александра Доманина «Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники». Впрочем, я о ней некогда писал.
А как же «Чингизхан» Василия Яна? — спросите вы меня. Я читал её очень давно, и настолько к ней привык, что прочтение её в детском возрасте казалось мне тогда само собой разумеющимся для любого школьника, не чуждого интереса к истории. И не только казалось, но в мои школьные годы так и было. Если нынче это не так — не знаю, стоит ли восполнять пробел в образовании, или сразу обратиться к Калашникову.
Разговор о «Жестоком веке» в первом приближении закончен (потому что в приближении втором о нём можно говорить очень долго). Осталось упомянуть, что с этим романом, как и с некоторыми другими из «основного времени» Седьмицы, связана разборка об авторстве. Нет, никто не пытался украсть у Калашникова права на роман, и сам он никого в соавторы не дописывал. Но последние годы по сети начали циркулировать слухи, что на самом деле «Жестокий век» был написан Даширабданом Батожабаем — крупнейшим бурятским прозаиком и драматургом. И по совместительству — другом Исая Калашникова. Прочитать о жизни и творчестве Батожабая можно в материале Андрея Яна Бурятский Хемингуэй.
Чем обосновывают своё мнение сторонники этой версии — распространяться не буду, любители сплетен найдут их сами. А вот категорическое опровержение — процитирую, ибо оно исходит из самого авторитетного и заинтересованного источника — Лхамасу Батуевны, вдовы Батожабая:
Нет конечно! Все писал сам Исай. Тоже не спал сутками, собирал годами материал. А Даширабдан помогал советами, консультировал. Они же были с Даширабданом большие друзья. Муж сам признавался, что ему бы и не дали писать о Чингисхане, обвинили бы в панмонголизме, – вспоминает Лхамасу Батуевна. – Мы с вдовой Калашникова так расстроились, когда узнали, что об этом слухе пишут. В этом, как его? Интернете.
Думаю, этого достаточно для того, чтобы непредубеждённый писатель не верил бы слухам. А вот поместить портреты обоих друзей здесь уместно:
Слева — Исай Калистратович Калашников (1931–1980), справа — Даширабдан Одбоевич Батожабай (1921–1977).
Извините, может я забегаю вперёд, но хотелось бы узнать ваше мнение о таких исторических романах как «Порт Артур» А. Н. Степанова и «Русь и Орда», Михаила Каратеева. Обе эти книги, как и «Жестокий век» Калашникова, произвели на меня неизгладимое впечатление, особенно при первом прочтении.
«Порт Артур» читал очень давно, и больше не перечитывал. Каратеева — не читал и, вероятно, уже не прочту.