Алексей Федорчук
24.07.2010
Из цикла Это было в тундрах Корякщины
В развитие банной темы, начатой в предыдущей заметке, расскажу о методе человекопомойки, применявшейся нами в Корякии и на Камчатке. Разумеется, он не специфичен для Корякско-Камчатского региона, и практикуется в соответствующих условиях всеми полевиками. Но название обусловлено тем, что я с ним впервые ознакомился именно в Корякии. И произошло это при следующих обстоятельствах.
Время действия — 1980-й год, мой первый сезон в Корякии, и был я тогда молодым специалистом, только закончившим геолфак МГУ. Место действия — Олюторский хребет на юго-востоке этого нагорья. Совершается пересечение этого хребта в средней примерно его части, по реке Большой Тигиль (который не следует путать с рекой Тигиль на севере Западной Камчатки). В ходе пересечения вываливаем мы на ГТСке под гору, именуемую Тигиль же — она возвышается на противоположном берегу реки на полтора примерно километра (самая высокая гора в округе). Здесь нам предстояло провести несколько маршрутов. В частности, и на гору Тигиль, которая, согласно данным геологической съёмки, была сложена габброидами, некоторыми исследователями из числа предшественников (впрочем, на ней самой не бывшими) трактовались как часть офиолитов — реликтов древней океанической коры, выведенной на сушу.
Время было позднее, мы разбили лагерь и заночевали. А утром лёг туман — не тот глухой туман, когда ясно, что работатьнельзя, надо ловить рыбу, писать пулю и ждать погоды. А такой мерзкий лёгкий туманчик, который то ли растянется за время подхода, то ли не растянется. И при котором не то чтобы нельзя работать, но и работой это в такой туман не назовёшь. Во всяком случае, лезть на полторы тысячи метров было бы не очень здоровым занятием.
Мы с моим товарищем (таким же молодым специалистом) решили покопаться в развалах у подножия горы — чтобы посмотреть, что с неё валится, и с чем придётся иметь дело, когда пойдём во самделишнем маршрут. А один из старших наших товарищей, геолог с четвертьвековым опытом работы по всему востоку Союза, вплоть до Кубы и Алжира, решил дурью не маяться, а устроить баню.
Ну а мы с энтузиазмом юных комсомольцев перебродили речку (благо воды в то время было немного) и полезли ковыряться в крупноглыбовых развалах. И первое, на что наткнулись — на породы, до сих пор описанные в единственном месте на земном шаре — на острове Корсика, под названием наполеонит или корсит. И которые менее эмоционально называли обычно орбикулярным габбро.
Пробы из развалов большой ценности не представляют — нужно искать коренные выходы. Осмотрели подножие и низ склона (а надо сказать, что обнажённость в Корякии прекрасная, местами не хуже, чем на Алае). И убедились, что нижняя часть горы сложена самыми обычными мелко- и среднезернистыми габбро, рассечёнными диабазовыми дайками, — и никаких намёков на орбикулярность.
Взыграло ретивое — и тут как раз туманчик вроде как начал рассеиваться, солнышко проглянуло. Кричин на ту сторону, что полезли в гору — ну и полезли. Поднялись до самой вершины, разумеется, с попутным опробованием и документированием. И нигде не нашли ни малейших орбикулярных габбро в коренном залегании. Оставалось только предположить, что наши тигильские «наполеониты» слагали самую верхнюю часть габброидного массива, полностью разрушенную эрозией. Чему в дальнейшем были косвенные подтверждения — но к человекопомоечной истории это не относится.
И, к слову сказать, никакие эти габброиды оказались не офиолитовыми. А были представителями не менее интересного класса объектов — концентрически-зональных массивов. Подобных тем, что образуют платиноносные пояса Урала и Юго-Западной Аляски. Но это история уже совсем-совсем другая…
Делать нечего, пришлось спускаться, тем более, что вершину опять затянуло туманчиком. И наколотить камней внизу, из развалов. Полноценными пробами их считать было нельзя — но как иллюстрация того, что замля Олюторская родит чудеса не хуже чем ихняя заграничная Корсика — вполне годились. Тем более что в виде пришлифовок они выглядели очень эффектно — если откопаю свои старые сканограммы, обязательно где-нибудь выложу.
По возвращении в лагерь мы эти чудеса торжественно предъявили старшим товарищам, в том числе самому нашему главному начальнику, известному под ником Великий Белый Вождь. Которому довелось бывать на Корсике — и он эти чудеса вполне оценил. За что мы были удостоены чести париться в бане первыми — она как раз дошла до нужной кондиции.
А теперь собственно о бане. На ровной галечной косе, непосредственно рядом с рекой, желательно у ямы в ней, из аллювия набирается груда среднеобломочных валунов, разумеется, хорошо окатаных. Подбираются породы с высокой теплоёмкостью и однородностью — чтобы не трескались и не давали осколков при перепаде температуры. В тех условиях это были как раз мелкозернистые габбро и диабазы — впрочем, они для этой цели оптимальны в любых условиях.
Затем на них раскладывается большое-пребольшое кострище — на него идёт обычно плавник, в изобилии валяющийся на берегах больших рек (а река Большой Тигиль — вполне приличная, хотя и Малый Тигиль тоже не слаб). Кострище горит столько, сколько хватает терпения, но не менее, чем полдня. Потом оно разгребается — быстро-быстро, но очень аккуратно, чтобы не осталось ни единого уголька. И также быстро поверх раскалённой груды камней натягивается палатка — обычная брезентовая производственная двухместка. Да, забыл сказать, что груда камней складывается таким образом, чтобы она заняла примерно половину палатки.
У выхода из палатки ставится заранее заготовленная посудина с водой и ковшик — инструмент поддачи пара. И первая партия человекопомойщиков залезает в палатку. Как правило, вписаться туда может два человека, много три — если они не очень корпулентные. Палатка зашнуровывается изнутри — насколько возможно плотно, но так, чтобы расшнуровать её можно было бы одним движение, обычный рифовый узел подходит для этого как нельзя лучше.
Ну а дальше всё происходит как в обычной русской бане — с шутками и прибаутками поддаётся пар, вплоть до достижения максимального температурного эффекта. А эффект таков, что всякого рода московские Сандуны и Кадаши отдыхают — вместе с буржуазными саунами. Единственное, с чем его можно сравнить — с супербаней, описанной в прошлой заметке. Правда, это при условии, что палатка новая из из хорошего брезента. С тех пор я на каждый сезон выписывал новую двухместку — исключительно для банных целей, как жильё она не использовалась. А по окончании сезона её можно было смело выбрасывать.
Так вот, по достижении максимума палатка расшнуровывается, и человекопомойщики выскакивают и ныряют в ту самую яму, возле которой баня затевалась. А их место мгновенно, чтобы не потерять ни одного джоуля, занимает вторая партия. Им, конечно, уже не получить максимального эффекта — но жару хватает и на их долю. Более того, остаточного тепла более чем достаточно и для третьей партии — в неё обычно включали нежных женщин, буде таковые в отряде имелись.
Собственно мытья при таком методе не требуется. Если, как я уже говорил, в горах Киргизщины вся грязь стерильна, то к Корякщине это относится в превосходной степени. Можно по неделе ходить в маршруты в одной и той же рубашке, доходить её до того, что она будет стоять в углу от пота — но воротник при этом останется абсолютно чистым. Те, кто в условиях мегаполиса вынужден ходить на службу в костюме и пригалстуке поверх белой сорочки, понимают, о чём я говорю…
Наилучшие реализации корякской человекопомойки получались у нас на побережье полуострова Камчатского Мыса — правда, это уже не Корякия, а собственно Камчатка. Во-первых, там имелись идеальные породы для каменки — там уже были настоящие офиолиты, включающие в себя зону изотропных габбро, абсолютно монолитных и предельно теплоёмких. Во-вторых, изобилие плавника по берегу моря давало возможность развести такое кострище, что небесам становилось жарко. А в-третьих… в-третьих, это просто моё самое любимое место на всём Северо-Востоке, с которым связаны самые яркие воспоминания. В том числе и о полевых банях…