Алексей Федорчук
Как говорилось в предыдущем очерке, он поначалу затевался как краткое предисловие к рассказу о Роберте Уильяме Сервисе. Его «Избранные стихотворения», переведённые Андреем Кротковым, занимают едва не половину всего сборника «Художественный перевод и сравнительное литературоведение. VII» (с. 214–409).
А предваряются стихи Сервиса вступительной статьёй, написанной Андреем же, и освещающей жизнь и творчество нашего героя. Ввиду малой его известности среди широких народных масс, тесно с поэзией не связанных (но, тем не менее, её любящих), позволю себе пересказать основные моменты из этой статьи. Чуть-чуть дополнив её некоторой отсебятиной, почерпнутой из других источников. И имеющей отношение к теме, пусть иногда, на первый взгляд, и косвенное.
Как только что было сказано, Сервис не избавлован известностью в нашей стране, и причины того будут ясны из дальнейшего. Имени его не найти, например, в русскоязычной википедии. Хотя там легко находится его (почти) полный тёзка, Роберт Джон Сервис, британский учёный, специалист по истории СССР (или, может быть, советолог? — грань между этим профессиями нащупать не всегда легко), известный, в частности, своими биографиями Ленина, Сталина и Троцкого. Которых, каюсь, не читал. При уточнении их названий совершил открытие, имеющее самое непосредственное отношение к теме данного очерка.
Роберт Уильям Сервис прожил долгую и богатую событиями жизнь. Шотландец по крови, он родился, однако, в Англии в 1874 году. А детские и юношеские годы провёл на обоих своих родинах — «физической» и «исторической». Кажется, именно на последней он, поучившись в Университете Глазго (но, похоже, не закончив его), занялся банковским делом. После чего, влекомый «музой дальних странствий», эммигрировал в Канаду, где сменил множество профессий, от бродяги до ковбоя, объездил весь запад Северо-Американского континента и в конце концов вернулся к исходной работе банковского клерка. В качестве коего и оказался в 1904 году в Доусоне, известном всем читателям Джека Лондона: вопреки сложившемуся стереотипу, связанному с «Золотой лихоманкой», город этот находится вовсе не на Аляске, которую плохой русский царь коварно продал американцам (забыв заодно Чукотку с Камчаткой продать), а в Канаде, и в те годы был столицей её территории Юкон.
Маленькое отступление: и вообще большая часть событий, описанных в «золотоискательских» рассказах и романах Джека Лондона, происходит в Северо-Западной Канаде. Об этом внимательный их читатель легко может догадаться по постоянному упоминанию Консадайна, капитана Королевской конной полиции, в качестве не только правоохранителя, но и представителя местной администрации. А всего во время «Золотой лихоманки» и последующее столетие здесь было добыто около 390 тонн золота. Цифра, на первый взгляд, кажется внушительной. Однако она меньше, чем, например, было добыто на приисках «Дальстроя» в 1939–1945 годах — тех самых «бессонных, когда золото требовала война» (по открытым ныне источникам — более 500 тонн). А уж до масштабов бывшей «всесоюзной златницы», месторождения Мутунтау (ныне играющего эту роль для незалежного Узбекистана) всему Приюконью с сопредельными краями — что до Луны пернатым. Так что обвинение прокляторого царского режима в том, что он лишил Русь Святую (а заодно советскую и пост-советскую) её золотого запаса — мягко говоря, несколько необоснованны…
Однако вернёмся к Сервису. Как уже было сказано, на Юконе он оказался в амплуа служащего, командированного туда родным банком, в котором трудился. К этому времени «лихие золотые» были уже в прошлом. Их «история стала легендой, а потом и анекдотов о ней насочиняли» («Братва и кольцо»). Которые и легли в основу известного лондоновского цикла «Смок Беллью». Так что Сервису не довелось поучаствовать в золоискательских делах, подобных тем, что превратили скромного бездельника Криса Беллью в извествного всей Юконщине Смока.
Однако в тех краях осталось немало участников и очевидцев славных событий недавнего прошлого. Которые, как и все старожилы всех стран и народов, с удовольствием «вспоминали минувшие дни, и шахты, что вместе долбили они». Именно «старожильские истории» и вдохновили Серсвиса на сочинение стихов о буднях золотоискателей. Сборники их выходили в течении 1907–1913 годов и принесли автору сначала «региональную», а затем и «общеканадскую» известность.
Тем более что стихи Сервиса сопровождались и прозой — например, романом «Тропа 98-го года», изданном в 1909 году. Который был переведён на русский в 1923-м и, казалось бы, давно стал недоступным для нас, «по ихнему плохо читающих». Однако какова же была моя радость, когда я, пытаясь составить представление о книгах однофамильца-советолога, обнаружил «сами знаете где» два издания современного перевода указанного романа, носящего ныне имя «Аргонавты 98-го года».
Я подозреваю, что «информаторы» Сервиса в основном были не из тех, кому «Золотая лихоманка» принесла успех и богатство, как Эламу Харнишу, герою более иного романа Джека Лондона. А скорее ими были личности, подобные Дуайту Сэндерсону, не нашедшие, однако, покупателей на свою недвижимость, ставшую основой легендарного «Посёлка Тру-ля-ля». Что и определило специфику творчества нашего автора. На которой останавливаться не буду. Ибо пересказывать стихи — занятие неблагодарное, а литературоведческая сторона дела исчерпывающе освещена в статье Андрея.
Так что вернусь к биографии Сервиса. В те далёкие годы известность литератора, как ни странно, подчас сопровождалась вполне значимыми гонорарами. Которые позволили Роберту бросить банковскую службу и отправиться во Францию, где он приобщился к жизни парижской богемы, столь колоритно описанной в «Потерпевших кораблекрушение» Стивенсона. В отличие от сибарита Дромадера Додда, Сервис был человеком деятельным, и потому подрабатывал литературной халтуркой для газеты «Торонто Стар». В частности, фронтовым корреспондентом в таких курортных местах, как поля сражений 1-й и 2-й Балканских войн (1912-й и 1913-й годы, соответственно). Тех самых, с которых пошла слава стрелков по македонски. Которые, кстати, были не большими «македонцами», чем «афганцы» — этническими пуштунами. Ну а отправление на 1-ю Болгарскую волонтёров, будущих «македонцев», вдохновило Василия Ивановича Агапкина на сочинение бессмертного марша «Прощание славянки».
Однако я опять отвлёкся. Фронтовые приключения не помешали Сервису встретить в Париже уроженку этого города, Жермен Бургуан, дочь владельца ликёроводочного завода, то есть даму весьма состоятельную. Сервис же выступал (и вполне успешно) в амплуа богемного обитателя. Что не помешало им пожениться, хотя Сервис, говоря по нашему, шлангом прикидывался ещё в течении года, пока не расколося во время велосипедного тура, продемонстрировав жене собственный скромный особнячок в Лансье, в Бретани.
Роберт счастливо прожил с Жермен до конца своих дней, последующих в тогда ещё далёком 1958 году. Жермен же, будучи на 13 лет моложе супруга, пережила его на 30 лет, и скончалась в 1989 году.
Однако тогда всё это было в далёком будущем. А в настоящем супружеское счастье прервалось 1-й Мировой войной. На которую Сервис попытался попасть уже в качестве военнослужащего Французской армии. И — не прошёл по состоянию здоровья. Вероятно, к счастью: гражданином Франции он, насколько я понимаю, быть не мог. Так что при «удаче» ему светила служба в Иностранном легионе. А читатели мемуаров графа Игнатьева и романа Виктора Финка знают, каким культурным и богоугодным местом он был в годы 1-й Мировой.
Тем не менее, на фронт Сервис всё-таки попал — сначала санитаром, а затем водителем санитарной машины американского Красного Креста. И по совместительству продолжал работу в качестве военного корреспондента родной канадской газеты «Торонто Стар». Однажды его фронтовые корреспонденции были приняты компетентными органами за шпионские донесения, что чуть было не закончилось для него плохо — в соответствие с законами военного времени.
Тем не менее, Сервис был таки уволен и с околовоенной службы, опять же, по состоянию здоровья. Однако 1-я Мировая дала ему массу сюжетов для очередных стихов. В большинстве из них фигурируют его сородичи — шотландские солдаты. Типичные «примеры жанра» — «Баллада про рядового Макфи и домашний хаггис».
В промежутке между Мировыми войнами Сервис живёт во Франции, чередуя Париж и Бретань. В 1937 году совершает поездку в СССР, и по результатам сочиняет большую «Балладу о гробнице Ленина» — заинтересованным предлагаю догадаться о её содержании. А от себя замечу, что результатом её появления стал… нет, не прямой запрет творчества Сервиса, но его полное игнорирование, повлёкшее (почти) забвение на Руси. Закончившееся фактически лишь в нынешнем тысячелетии — впрочем, история «возвращения Сервиса» рассказана Андреем очень подробно, и пересказывать её я не буду.
Начало 2-й Мировой застало Сервиса в Варшаве. Откуда он «огородами» возвращается во Францию. А с оккупацией её покидает и эту страну, ибо к Гитлеру относился ничуть не с большим почтением, нежели к Ленину. И до конца войны Сервис прожил в Калифорнии, где в 1942 году снялся в роли самого себя в одном фильме с Марлен Дитрих.
После войны Сервис вернулся во Францию, где и прожил, вместе с женой и дочерью, до самой своей смерти, перемещаясь между Бретаью и Ривьерой.
Вопреки заглавию, рассказать о стихах Сервиса у меня не получилось: ну не умею я не только сочинять стихи, но и писать про них. Только читать — да и то преодпочтительно про себя. Вместо этого предлагаю попытаться ответить на вопрос: а чьим поэтом был Сервис? Родившись в Англии, он всегда подчёркивал свою связь с «исторической» родиной, то есть Шотландией. Писал, однако же, на английском литературном языке, с минимумом шотландских диалектизмов. Как поэт и прозаик, Сервис сформировался в Канаде — однако и «канадским жаргоном» тоже не злоупотребляет. Ну а то, что изрядная часть его активной жизни прошла во Франции, нашло отражение в отдельных мотивах «Богемных баллад». Вот и получается, что Серсис был типичным представителем интернационала — не пролетарского, а интеллектуального.