Командоры-86. Про охотничьи избушки

Алексей Федорчук

Давеча на Facebook’е возникло обсуждение изб с соломенной крышей. Которое, ввиду традиционной профориентации участников, быстро сошло со сколькой политической темы на более привычные вещи. Нет, в данном случае на обсуждение не дам и выпивки (как оно в обычае в кругах записных линуксоидов и сочувствующих), а чисто технических вопросов создания (и, главное, сопровождения) вышупомянутой избы. Впрочем, экономическая сторона этого дела тоже обсуждалась.

И в этой связи вспомнилось, как мы работали на острове Беринга (сезон 1986 года). Весь остров — если не заповедник, то заказник, вездеход туда не завезти. Да и не стоило того — небольшой он, и ходится прекрасно. Подходы — либо по тундре крупнокочковой, осокой поросшей, либо по прибойке, там её лайдами называли. А уж собственно маршрутные пересечения — вообще прогулка по городскому парку: ни тебе кедрача, ни ольхача, вылез на водораздел — и чеши до противоположного побережья, знай только камушки отколачивай да в пикетажку записывай. А потом, по параллельному хребтику — обратно.

Кстати, откуда пришло на Берига слово «лайда» — загадка, оно из говора беломорских поморов, которые до Командор вроде не доплывали, хоть Шпицберген с Новой Землёй открыли. А возможно, что и ЗФИ, которую потом Землёй императора нарекли, но не нашего, а Франца Иосифа.

Но это я отвлёкся, в контексте событий важно, что ходить там было — одно удовольствие, вне зависимости от веса груза (в разумных пределах, конечно, килограмм до сорока). Так что работали чисто на рюкзаках. Одна была проблема — с ночёвками. Поставить палатку на Беринга практически нигде невозможно — ветра такие, что или снесёт тут же к чертям собачьим (ибо грунт в основном слабый), или изорвёт в клочья за шесть секунд (если закрепить вроде как понадёжней). Так что было два варианта.

Первый — ночёвка по алеутскому методу. То есть — срезаешь кочку под корень и под неё забиваешься, аккурат человек среднего роста и средней комплекции вписывается, если руки-ноги особо не растопыривать. От дождя-тумана, который там один от другого не отличается и является фактором постоянным, кочка хорошо защищает, ну и в спальнике, даже предельно облегчённом туристическом, не холодно, если ещё запасными портянками обенуться дополнительно.

Так что иногда так и делали. Но был тут один неприятный момент: был хороший шанс проснуться от того, что страшный зверь песец в твою морду своей харей тычется. А летний песец, доложу я вам, вид имеет действительно страшный: блекло-чёрный такой, с огромными рыжими кругами вокруг глаз, и ушами, что твои лопухи (это зимой их в меху его песцовом не видно). Так что такого спросонья увидишь — и думаешь: вроде как который день ни грамма спиртного не принимал, а как-то успел до чёртиков допиться. Ну и наглая это зверюга — наглей не видел: всё съестное, что на секунду без присмотра оставишь, тут же спесцовит. В том числе и твой нос может за съестное принять.

В общем, девушки были недовольны. А поскольку девушка у нас в отряде одна была, мы о ней старались заботься. Если, конечно, производственная необходимость позволяла. А она обычно позволяла — ибо имелся и второй вариант, планировать машруты так, чтобы к ночи попадать к одной из охотничьих избушек, их там много, ставились расчётете как раз на дистанции дневных переходов, и все на карте обозначены.

А избушки те сохранились со времён Российско-Американской компании, существовавшей, как всем известно, с 1799 года по год 1881, почти 15 лет после того, как Царь-Освободитель Аляску продал (это он для крестьян да болгар — Освободитель, а чукчи с коряками ему до сих пор пеняют: однака Аляска продал — почему Чукотка не мог продать?). То есть было всем этим избам по сто лет и поболее.

Строились эти избы из американской пихты, по научному бальзамической, древнеримские греки её Abies balsamea прозвали. Материал этот в командорском климате гниению практически не подвержен, так что они, наверное, и по сей день там стоят. А тогда, тридцать лет назад, так вообще были почти как новенькие. Особенно те, что местным районным начальством для воскресных отдохновений от трудов праведных, тяжких и ответственных, использовались.

А надо вам сказать, что острова Командорские, Беринга и Медный, тогда были обычным советским районом в составе Камчатской области. Правда, считались национальным, то есть Алеутским (так район, кстати, и назывался). Правда, алеутов по паспорту там было человек 200–300, а уж относительно чистокровных — пальцев пересчитать хватило бы, разве что разувшись (но об этом — под занавес истории). Да и всего народу было — село Никольское на Беринге, 800 жителей, а Медный к тому времени вообще обезлюдел, только погранзастава оставалась.

Тем не менее, выское звание советского района обязывало к имению всех атрибутов такового: райисполкома, райкома Партии, райкома Комсомола, районного КГБ (состав — один человек, зато в звании полковника), районного МВД (кажется, два человека), погранзастава, опять же… И всем им в промежутках между выполнением своих обязанностей базы отдыха требовались. Вот ими и были несколько избушек вблизи Никольского. Но это тоже отступление от генеральной линии моего сюжета.

А сюжет был в том, что мы, конечно, к районному иконостасу причислены не были. Да и ходить нам надо было куда дальше, чем самому большому любителю активного отдыха из числа начальствующего состава районного масштаба. Поэтому для ночёвок юзали мы избушки бесхозные. Точнее, почти бесхозные — большинство из них зимой использовались госпромхозниками и егерями (ограниченный промысел песца таки был). И они техподдержку обеспечивали, так что в целом избы были во вполне приличном состоянии.

Однако летом в них никто не бывал, и потому перед вселением на ночлег следовало выполнить две процедуры. Первая — выгнать из избы зверя песца, юзавшего её в качестве логова для себя, а иногда и своего потомства. В последнем случае задача была очень нетривиальной. Потому как страшен зверь песец, но песчиха со своими песчатами — страшней стократно. Ибо страха лишена напрочь, и бросается на всё, что в радиусе для них опсности, так, что тигры с леопардами предпочли бы покурить в сторонке. А когда (и если) административное выселение всё-таки свершалось, зверь песец мог всю ночь потом ломиться в избу и тявкать так, что в пору действительно в тундру под кочку идти. Что, кстати, иногда и приходилось делать.

Если же поле боя оставалось за нами — предстояла вторая процедура: штопка крыши. Крыты эти избы были дранкой, очень красивой и аккуратной. И, как уже было сказано, практически не гниющей. Но, ввиду постоянных ветров, время от времени отрываемой, вплоть до образования сквозных прорех в крыше.

Вот прорехи-то эти и нужно было заделать. Во-первых, на всякий случай: настоящий дождь на Беринга летом не част (в отличие от дожде-тумана, который перманентен), но всё-таки… А во-вторых, иначе те же ветра создавали такой сквозняк… да стаким свистом — даже тявканья разъярённого песца заглушал. В общем, иначе неуютно было в избушке. Вот тогда-то я и представил, что такое — построить лубочную такую избушку, столь милую сердцу истинного славянофила и патриота, от корней не оторвавшегося и скрепы духовные не утратившего. А главное — что такое обеспечить её техническую поддержку на протяжении всего жизненного цикла. Именно представил, а не осознал, ибо действовали мы по ну очень облегчённому варианту: обеспечить ночлег на день–два, редко когда 5–7. Настоящее осознание пришло годы спустя, когда выпало мне жить в избе-пятистенке, что стояла в однойдеревне неподялёку от Нерезиновой. Но это — совсем другая история.

А историю эту завершу иным. В тот год и в том месте посчастливилось мне познакомиться с Леонидом Пасенюком, писателем и краеведом (не побоюсь ни первого, ни второго слова, и без смайликов). Лучшим знатоком Командор во всех их проявлениях. Автором замечательной книжки «Иду по Командорам» и многих других. В том числе — и собственной версии жизненного пути Мориса Августа Бенёвского, с которой я не очень согласен, но не учитывать которую нельзя (впрочем, свою версию истории граф-барона я надеюсь когда-нибудь закончить).

С его сыном Сергеем — егерем заповедника и замечательным расказчиком охотничьих рассказов, в которых «охотничьесть» сочеталась с достоверностью (эти слова сами по себе можно было бы назвать охотничьим рассказом, но вот бывает такое, хотите — верьте, хотите — нет).

С женой Серёги — настоящей алеуткой. И по совместительству — Первым (и, кажется, единственным) секретарём Алеутского райкома комсомола. Которая, используя своё служебное положение, здорово пологла нам, раздолбаям, в ситуёвине, которая иначе могла бы стать критической. И не потому помогла, что телега, именуемая «Удостоверением начальника отряда», призывала все партийные и государственные органы оказывать содействием её предъявителю. А потому что человек она хороший. Да и традиция есть такая на северах и востоках…

Но это всё — сюжеты более иных историй.

Исповедь геолога. Оглавление

Командоры-86. Про охотничьи избушки: 4 комментария

  1. Прочитал с огромным удовольствием. Спасибо!

  2. Алексей, читаю и будто нахожусь где-то рядом. Настолько живо и интересно представлено. Благодарю!

Добавить комментарий