Алексей Федорчук
Закончив с рыборазделочными работами, начали мы думать, что делать дальше. До времени Ч (то есть до прибытия в Москву) оставалось ещё недели две или три. Которые резонно было употребить на что-нибудь полезное. Однако в тот год имелся и второй осложняющий фактор — дефицит бензина по всему району. Свой у нас был уже на исходе, а разжиться оным в посёлка было не реально — кажется, в ту навигацию танкер вовремя не пришёл.
Однако некоторое количество бензина, сверх потребного на обратную дорогу до Ачайваяма, у нас ещё оставалось. И решили мы совершить набег на Олюторской полуостров, на южный берег лагуны Кавача. За предшествующие четыре года я туда попасть не смог. А у съёмщиков там был нарисован приличного размера гранитный массив. И, основываясь на описаниях, подозревал я, что это плагиограниты. И не просто плагиограниты, а дериваты океанических толеитов — штуках достаточно редкая не только для Корякии (где их в таких объёмах нет от слова «вообще»), но и в мировом масштабе.
В данном случае наши амбиции вполне соответствовали амуниции. Ибо для реализации первых достаточно было:
- доехать до посёлка Апука в устье одноимённой реки;
- переправиться на ту сторону оной посредством аппарельной баржи;
- проехать от переправы в сторону Кавачи столько, сколько, по Лёхиным расчётам, бензинки хватит;
- прочесать оставшиеся 30–40 км до протоки, соединяющей Кавачу с морем Беринговым, в виде Олюторского его залива;
- отправить трудящихся в Ачайвам, дабы ждали нашего с Игорем возвращения;
- и самое главное — верить, что ситуёвина у протоки не изменилась с тех пор, когда я там мимо проезжал года три назад.
А ситуёвина тогда была такая: стояла в устье протоки избушка, и жил в ней старик (коряк) со своею старухой (корячкой). И на лето к ним приезжали дети, а может и внуки. С своими моторками. Вот мы надеялись, что кто-то из них на моторке нас через протоку перекинет, потому что огибать лагуну — проще было бы сразу пешком на МГК двинуть, по времени вышло одинаково. Возвращение же наше планировалось так: пешим порядком до Апуки, там договариваемся с моторкой — и после ста километров вверх по речке мы дома. В своём ачайваямском балке, то есть.
С заброской нам повезло: Лёха довёз нас с Игорем до передельно возможного максимума, рассчитав бензин с точностью до стопки — мотор у него заглох на обратном пути прямо у дверей нашего ачайваямского балка. И старик со старухой были живы и здоровы в своей избушке у устья протоки, и один из их внуков там был, со своей моторкой. На которой нас через протоку и перевёз. После чего можно было начинать работать.
О работе, как обычно, сказать особо нечего. Кроме как то, что прошла она до крайности успешно: массив тот оказался действительно плагиогранитным, с хорошими интрузивными контактами, а потом всяческая петрохимия и геохимия дала основание считать, что были те плагиограниты действительно дифференциатами океанических толеитов, и скорее всего — в самом деле деплетированных, там на полуострове такие имелись, с замечательной столбчатой отдельностью, почище Мостовой гигантов в ихней Ирландии.
Правда, в ходе изучения контактов была третья накладка, к курению отношения не имеющая. Как все знают, контакты лучше всего смотреть в береговых обрывах. Вышли мы туда — и обнаружили охрененное лежбище моржей: я таких не то что не видел, но и про такие не слыхивал, они залежбищевали, насколько бинокля хватало. Ну мыс Игорем подумали, что краешком, вдоль обрыва проберёмся и по обрывам поработаем. Но они нас то ли углядели, то ли учуяли — и всем кагалом в море ломанулись, прямо такой вот коричневый девятый вал. Детёнышей по дороге давя. Прокляли мы себя за бестолковость (знали ведь, как оно бывает — а сгубили животин, зазря, не харчения ради), и ушли на водораздел, больше к лежбищу тому ни ногой. Что несколько осложнило нашу работу…
Так или иначе, работа эта закончилась, и намылись мы обратный путь. Вышли к протоке, начали орать, стрелять и прочим образом обозначать своё присутствие, дабы моторка за нами пришла. А оказалось, что внучок в посёлок вернулся, так что вместо него пришёл старик с рюкзаком. А в рюкзаке — какая-то немыслимая надувнушка, человека так не полтора. Тем не менее, накачал он её лягушкой в шесть секунд, переплыл, и нас переправил, с грудой нашей образов.
Поблагодарили мы старика со старухой, недоеденные харчи им оставили, палатку-двухместку туристическую, больше она нам была без надобности. Ну и излишки чая и курева — ибо его я всегда брал намного больше чем вдоволь, благо весят мало. И двинулись в сторону Апуки — как я уже говорил, километров 60. Время — июль месяц, ночи светлые, то есть идти можно почти круглые сутки, разве что часок-другой самой темени у костерка пересидеть. Но тут случилась третья накладка.
Расставаясь со стариком у Кавачи, оставил я ему весь «Беломор», кроме того, что был мне потребен на обратную дорогу, то есть суток на полтора. Ибо Игорь в очередной раз бросал курить (это у него развлекуха была такая, хроническая) — и в куреве вроде как не нуждался: то есть запасу с собой не взял, и весь сезон в натуре не курил. А тут вдруг, на дороге обратной, закурил. Папиросы из моих остатков, разумеется. Не поделиться я, конечно, не мог, западло было бы. Но остатки-то у меня были не резиновые. И прошлось нам эти 60 километров прочесать буквально за сутки — это с каменюками-то.
А в посёлке Апука четвёртая засада нас подстерегала: путина. Во время которой местная советская власть запрещает выход лодок. То есть сблатовать моторку до Ачайваяма просто так, за здорово живёшь, не получилось. Да ещё и местный бензиновый кризис, о котором уже говорилось.
Нет, в Советском Союзе нерешаемых проблем такого рода не существовало. Но всякие разговоры и уговоры требовали времени. Которого, ввиду первого фактора, то есть надвигающегося МГК, уже было мало. Я-то с удовольствием на него опоздал бы, в поле зависнув — на крйняк у меня заявление по собственному в ящике стола лежало с первого дня работы в этой конторе. Но Игорю очень на конгресс попасть хотелось — были у него свои интересы среди ихонных буржуинов.
Так что в очередной раз покумекали мы с Игорем, и решили времени на разговоры и уговоры не тратить, а двинуть пешком: подумаешь, 120 километров по тракторной дороге. Тем более что посёлок, почта, пробы с образцами в Москву отправить можно — и нехай себе хоть месяц идут. Что и сделали.
Был и ещё один положительный момент: в Апуку с какого-то переляху завезли «Яву» явскую, московскую (такого ни до, ни после не припомню). И затарился я ей в виде пары блоков (по 20 пачек в блоке, между прочим). Ну и россыпью на дорогу до Ачайваяма — чтобы и Игорю, курить бросающему, хватило. И отправились мы, солнцем палимые, в путь-дороженьку.
Долго шли, коротко ли — тут говорить невместно. Но в конце концов часов в пять утречка дошли мы до Ачайваяма, подошли к двери нашего балка, попробовали зайти — не получилось. Ну это нормально, на ночь дверь у нас запирать было принято, во избежание (не буду говорить чего — сами догадаетесь). Так что спокойненько так стучать начали. Ноль реакции. Начали стучать не очень спокойно. Наконец, открыли нам — ну представляете, мужуки почти трое суток шли, хоть и не очень с грузом, но чуток притомились. И ждём соответствующего отношения. А вместо этого слышим:
— Лёха, закурить есть?
Тут надо сделать маленькое пояснение. Магазин в Ачайваяме работал по примерно такому графику: сначала с 9-00 до 12-00, заме обеденный перерыв до 16-00, и потом уже до упору — часов до шести или семи вечера. Впрочем, так было во всех тамошних посёлках, разве что часы плавали, и обеденные перерывы бывали и подольше.
Ну так вот, наши трудящиеся (каюсь, наша была вина — ну не могли мы придумать занятие, аналогичное копанию канавы от забора и до обеда) обленились настолько, что первый рабочий магазинный интервал просыпали. И тщательно готовились ко второму. В ходе подготовки засыпали снова — и так каждый раз. То есть ну никак у них курева купить не получалось. Тем паче что от балка до гамазина идти было ого-го — аж метров 50 (весь посёлок был — метров 300 по самой длинной оси).
Нет, вы не подумайте, я не ханжа там какой или лицемер, всё понимаю, сам к тому приближался. Но услышать такое часов в 5 или 6 утра, после ста двадцати километров тащения на себе курева — было несколько неожиданно. И вспомнил я тогда тогда все уроки, усвоенные от лучшего советского матерщинника. Говорят, пока я уроки эти излагал — и магазин успел открыться. Так что в итоге закончилось всё хорошо…
Да уж.. эти взгляды «опять бросавших курить» на ТВОЮ сигарету..
Уже наученный, брал и на «того парня».. А то ведь и самому не покурить спокойно — как на глазах у голодающего есть, такие взгляды, что либо давиться, либо делиться))
Да не жлоб я, не совсем — с пастухами и встречными — приятно делиться) Как то был случай… Встретили группу «военных альпинистов» — 6 штук, в снаряге времен Абалакова сплошь — от рюкзаков, ледорубов и вибрамов с триконями — до защитных телогреек и штанов. Разве что ушанок не было) Присели на камушек среди снега, покурили душевно, и в дорогу им дал неск пачек Примы..
Иногда странно судьба случайных добрых знакомых сводит — через неделю прим, мы опять с ними встретились, почти внизу уже. Они опять куда то поднимались, а мы уже уходили. Они на одном берегу горной речки — мы на другом. Но там береза была — через речку) Позвали, очень, в гости.. Устроили нам пир, на весь мир — спирт, сало, какава-порошек в меду с орехами.. Сигаретами угощали))
На обратном пути, под утро уже — оч боялся упасть с березы в речку, но не упал :)
Всё правильно, Мишка. Поделись с ближним — и он поделится с тобой.